Светлолесье - Анастасия Родзевич

Фед молчал. Его юркая тень скользила по резьбе, и сам он явно торопился куда-то.

– Избавьтесь от табличек, – наконец сказал он. – А я должен вернуться в крепость и разузнать про Печать еще что-нибудь, прежде чем снова стану человеком.

Минт странно улыбнулся, будто ему было ведомо больше, чем нам. Неужели мы, колдуны, так сумасбродны в его глазах? Готовы положить жизнь ради прошлого, ради правды, которая до сих пор прячется за спинами дней.

Когда мы шагали по дороге в город, меня мотало, как одурманенную. Я без конца оборачивалась, проверяла, не скачут ли червенцы следом, ощупывала, целы ли наручи, и все казалось, будто жрецы во главе с Ордаком затаились где-то рядом. Дойдя до корчмы, я остановилась и, переведя дух, пошла напрямик, к кухне, а Минт остался в зале. Корчмарка явно недолюбливала мужчин, а мне нужна была ее сговорчивость: чем быстрее мы разберемся с Линдозером, тем лучше.

Мафза была здесь, резала грибы и лук. Я забралась на лавку, давая волю дрожи.

– Ольша проснулась, говорит, ей лучше. Посему мы дальше с ней сами управимся, чай, привычные, – сходу сказала хозяйка постоялого двора, а потом присмотрелась ко мне. – Совсем загонял тебя травник, да?

Я подняла на нее взгляд, и в лицо вдруг пахнуло холодным воздухом, будто из погреба. Оберег нагрелся, и мучительно стукнуло в груди сердце.

Что, если Полуденный царь – шутка, небыль, морок? Вдруг он никогда не явится, вдруг я зря надеюсь? Что я вообще тут делаю, кого пытаюсь спасти? Кого я на самом деле должна спасти?

Я успела позабыть цену раскрытой личины, но нечто внутри меня помнило об этом, помнило, как мы убегали из городов, как медленно сжимались тиски червенцев и какую цену заплатил Елар…

Нельзя себя выдавать. Нельзя попадаться червенцам.

Пока я медлила с ответом, Мафза спросила, не через лес ли я шла. А если так, то лучше умыться чистой водой и осенить себя знаком Единого.

– Да что с вашим городом не так-то?! – воскликнула я. Голос дрогнул, выдавая страх.

– Набрехали в Линдозере, да? – с досадой воскликнула Мафза и, отложив нож, зашептала: – Да что говорить-то? Разное болтают. Места у нас и правда неспокойные, иной раз в бор кто по ягоды да грибы пойдет, потеряется, ищут-ищут его, а потом глядь – спит себе на пригорке, во сне улыбается. Да безвредно все было как-то, что ли. Пару зим назад, сказывали, неупокойники шалили, людям показывались. Я иной раз сама не верю, что со мной приключилась такая история.

Мафза обтерла руки, оглянулась, затем достала котомку со спицами, а мне вручила моток шерсти, который я тут же принялась неумело жамкать.

– Но почему вы тогда живете здесь? – спросила я. – Если боитесь проклятий, чуди и неупокойников?

Мафза рассеянно улыбнулась и ответила:

– А как люди в Екадии, на пустошах тамошних живут? А как сиирелльцы на острове своем беззаконном обосновались? Человек любит то место, где родился, вырос. Ко всему привыкает. Как к засухе, как к непогоде. Ты молоденькая еще совсем, не понимаешь.

Я вспомнила видение. Пыль, змеи, высохшие деревья… Кажется, я сама была родом из Екадийский пустоши, или же мои родичи вполне могли оказаться рабами кочевников. После стольких лет вкус этой крупицы ясности утратил всякую горечь. Разорение и пустоши были оплаканы мной еще в Дубравре и после него. Только вот что за хоромы каменные там стояли? И почему тот угрюмый парень из видений бродил по ним, словно тень?

Неважно. Если песок меня чему и научил, так это ценить то, что еще живо. Настоящее.

Корчмарка продолжала, не замечая, как проясняется мое лицо:

– А мы лес не сердим, обряды святоборийские старинные исполняем справно, каждый год. Даже сам княж с нами хороводы зимой водит. Да что тут добавить? – Мафза обратилась сама к себе и продолжила: – Княж-то и говорит, чародеи насмердели тут в свое время, вот земля-матушка и борется с силушкой акудной, злыдарной, и потому предков обычаи чтить надо, помогать ей. Княжи наши уж много годков за нами присматривают, нечисть гоняют. Но вот и род извелся, да и сила уж не та.

– А что значит «род извелся»?

– Один-одинешенек наш княж остался в своем роду. Двух жен пережил, а наследника таки не заимел. Говорят, – она понизила голос, – ни одна не смогла выносить его дитя.

На кухне появилась жилистая святоборийка с перепелкой в руках. Стряпуха? Она недоуменно воззрилась на нас, чем, похоже, только рассердила хозяйку. Мафза выдернула из клубка спицы и взмахнула ими передо мной. Похоже, ей приходилось каждый раз преодолевать нечто внутри себя, чтобы поделиться со мной своими тайнами.

Я протянула шерсть Мафзе, но та покачала головой.

– Недосуг мне с тобой болтать. – И вернулась к столу.

Я положила шерсть на лавку и вышла, и все казалось, что чужие взгляды, будто метлой, выталкивают меня из кухни.

– Узнала, что хотела? – спросил Минт. Я ощутила к нему прилив нежности и вдруг, сама от себя не ожидая, обняла парня.

– Ну-ну, – растерянно сказал он и неловко погладил меня по спине.

Страх перед червенцами, перед Шепотом, обрывки прошлого, мои неловкие попытки что-то понять и кому-то помочь – все вдруг хлынуло из глаз соленым потоком, и прохожие останавливались, неодобрительно глядя на то, как чужачка воет на всю улицу. Ну и пусть!

– Я не думала, что все будет так, – сказала я в грудь друга. – Я устала.

– Конечно, ты ж девка. – В голосе Минта не было ни тени нахальства. Наоборот, в нем слышалась какая-то новая, неизведанная прежде теплота.

– Хочешь, пойдем, посмотрим на торжище, сестрица? – Минт стер с моих щек слезы, взлохматил и без того торчащие в разные стороны волосы и рассмеялся.

На лице сама собой расцвела улыбка. Хорошо, когда в тебе видят не только колдунью, ученицу или танцовщицу. Да и ты видишь не только наемника и зубоскала, а друга с щедрым на заботу сердцем.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, пока мы шли.

Минт поморщился.

– Да что мне сделается? Раз Любомудр в учении с меня шкуру не содрал, так и чудовищам подавно не справиться!

В городе на месте будущего торжища было шумно и весело, купцы колотили прилавки, обосновавшиеся рядом старушки торговали кто чем горазд, между шатров носились дети, а за оградой мунны на все это недовольно глядел просветитель. Березы подверглись нещадному нападению детворы и лишились всех нижних веток, зато ребятня вовсю перебивала цены старушкам своими наспех слепленными вениками.

Среди торговок мы с Минтом узнали бабушку Косомушку, и, пока