Светлолесье - Анастасия Родзевич

Камни, камни, камни…

Здесь водилось много змей: медные, песчаные, смертельно опасные изжелта-красные и черные гадюки. Хоромы стерегли слуги и животные, но я знала, как легко погибнуть от укусов ядовитых тварей.

Видение вспыхнуло в моем сознании, и вот я уже куда-то кралась по иссохшему ночному саду, а руки оттягивал пузатый кувшин. В небе тускло алела Червоточина.

Вдруг передо мной выкатился клубок змей. Я замерла, но, памятуя об уроках старших, схватила с земли камень и запустила его в извивающийся клубок. Но это не испугало тварей, а только раззадорило. Мой же драгоценный кувшин едва не разбился. Я отшатнулась, когда разъяренные змеи с шипением скользнули ко мне, но трясущейся рукой подобрала с земли еще один камень. И снова промахнулась.

Кричать было нельзя, ведь меня могли заметить, но и скрыться от змеищ было негде: высохшие деревья сада не оставляли надежды на спасение.

Я застыла на месте, мучительно раздумывая, спасаться самой или бросить свою ношу, как вдруг чей-то злой голос сказал:

– Беги же, глупое дитя!

Я прикусила губу. У открытого перехода стоял парнишка в такой обтрепанной одежде, в какой у нас не ходили даже слуги. Он прижимал к груди ворох берестяных грамот.

Глаза чужака блеснули зеленым, а затем змеи опустили головы к земле и отползли восвояси. Я заметила, как в глубине сада пошевелилась какая-то тень: кажется, здесь был кто-то еще, и он нас заметил.

– Иди домой, – голос парня стал еще злее. Он тоже заметил, что мы были не единственными обитателями сада этой ночью. Но мой испуг уже прошел, и я поднялась на ноги. Я была ребенком, чью жизнь оберегали другие, я привыкла делать то, что вздумается, и всерьез опасалась только двух вещей: гнева отца и печали матери. Поэтому снисходительный и злой тон незнакомца вызвал во мне негодование.

– Чего это ты мне приказываешь? – Я свирепо перехватила кувшин. – Кто ты такой?

По губам чужака пробежала кривая ухмылка. Блеклый красный свет Червоточины не позволял разглядеть его как следует, и оттого мой разум домысливал что-то свое. Зелень глаз проступила еще отчетливей.

– Тебе следует быть более благодарной.

– Не стану я перед тобой раскланиваться, чудов колдун!

Лицо парня окаменело, а в следующий миг рядом со мной раздалось шипение. Я подняла с земли камень и положила его за пазуху.

В переходе никого уже не было.

– Чудов колдун, – пробормотала я с яростью.

Из кувшина на землю сочилась вода, и этот вид почему-то разрывал мне сердце.

Резкий вздох!

Почему здесь? Почему сейчас? Я прислонилась лбом к Вратам, чтобы спрятать лицо от Феда. Я сама не знала, почему скрываю.

Семь лет и зим минуло с тех пор, как Фед нашел меня, но впервые я так четко вспомнила прошлое! И когда? Когда успела примириться с его утратой? Похоже, я была служанкой. Иначе зачем таскать воду в кувшинах, да еще и по ночам? А еще… еще я боялась колдунов. И тот парень из снов… Он был им.

Не потому ли сгиб в пламени?

Если верить Феду, прошлое открывается для настоящего. В чем же урок этого видения?

– Лесёна, моя личина ящерицы на исходе, и теперь я должен предупредить тебя…

Фед вдруг замолк и нырнул в мой рукав.

– Кто-то идет, уходи!

От леса скакала конница во главе с Ордаком. Я нырнула за столбы. Ну конечно! Чтение закончилось, и они возвращались в крепость!

– Фед, они ищут таблицы!

– Знаю. – Наставник проследил взглядом за червенцами. – Но ты ведь не взяла их с собой на прогулку по городу, верно?

Я вдруг вспомнила, что таблицы до сих пор лежат в моей суме.

Топот нарастал. Я вжалась в камень, но рассчитывать было не на что, жрецы наверняка заметили меня. Лоб покрылся испариной. Я все еще не могла прийти в себя после увиденного.

– Кто ты такая, чудь тебя подери?

Ордак натянул поводья, и конь под ним заржал, выбил копытом землю. Червенцы остановились, и я почувствовала на себе пристальное внимание десятков пар глаз вместе с развевающимися на ветру алыми глазницами на их плащах. Это было равносильно прилюдному суду. Я знала, что нельзя чувствовать себя виноватой, но у меня не получалось, конница застигла врасплох. Пальцы забила мелкая дрожь.

И, кажется, беловолосый не запомнил меня вчера.

– Лесёна, не молчи, – прошептал Фед. – Скажи, что забрела сюда по ошибке! Гуляла!

Но слова будто застряли у меня в горле. К счастью, среди червенцев оказались и более наблюдательные. Один, русоволосый парень с торчащими редкими усиками над верхней губой, произнес:

– Я видел ее сегодня на Чтении. И вроде это она жаловалось княжу на Мафзу…

– А. – Ордак слегка обмяк в седле, но взгляд был по-прежнему жестким. – Фенцлав, так ты знаешь эту девицу?

– Нет. – Червенец помотал головой. – Она из приезжих, поселились у травника.

– И как это она все успевает? – Ордак спешился и подошел ко мне вплотную. – Может, поделишься? Как тебя звать?

Он качнулся вперед с пятки на носок и навис надо мной так низко, что я рассмотрела на его лице рубец ото лба до щеки. Таблицы с рунами чар Разрушения все еще лежали у меня в суме. У меня в суме.

Вдруг к нам подошел запыхавшийся Минт. Он хлопнул ладонью мне по плечу, и Ордак отпрянул на полшага.

– Сестра, вот ты где! – Он понимающе улыбнулся беловолосому. – Глаз да глаз за этими девицами. Позор тому брату, который не доглядит. Лесёна, княж проявил к нам доброту, но не стоит надеяться на большее.

Я прижала ладони к запылавшим щекам и что-то бессвязно пролепетала. Чудь меня подери, надо собраться!

Червенцы засопели, а наемник холодно улыбнулся, небрежно перекидывая соломинку из одного угла рта в другой.

– Влюбилась, что с нее взять!

Ордак прищурился.

– Пусть твоя сестра вывернет суму.

Я подавила вздох. Медленно, словно во сне, запустила руку… но таблиц не было! Должно быть, остались на печи. Я едва не разревелась от облегчения. Крылатая, благослови мою рассеянность!

Ордак велел мне вытряхнуть все вещи на дорогу, но, так ничего странного и не обнаружив, выругался и отпустил нас.

Когда пыль за ним и его людьми улеглась, жаркие иголки все еще впивались в мою спину. Теперь червенец точно запомнил меня.

– Вот почему от колдовства одни беды, – хрипло сказал Минт. Он убрал заговор-клинок в ножны. Только что у меня на глазах с него осыпалась ржавчина. Сталь стала чистой, и мы знали, чья это заслуга.