Светлолесье - Анастасия Родзевич

Я вдруг представила травника в бане, с очередью из девиц с вениками, и поспешила вскарабкаться на печку за своими вещами. Но следующий миг отрезвил меня, словно на голову вылили целый ушат ледяной воды.

– Минт…

– Да?

– Мои таблицы. Их нет.

Альдан проснулся среди ночи, в час волка. Лесёна вновь спала плохо, звала кого-то. И чего колдунье привиделось? Сны выдавали ее. Травник весь вечер украдкой наблюдал, но чем больше смотрел, тем больше убеждался: обычная девчонка. Чудно́. Разве могут быть чародеи похожи на людей? Словно бы только случаем выпадает им по судьбе злая доля, как из корзины спелых яблок наугад достается червивое. Быть может, не все колдуны плохи. Быть может, они лишь рождаются со склонностью к чародейству. Быть может, если не принимать его злокозненной природы, еще можно спастись.

Травник решил держаться колдуньи, если Друг Змей с ней заговорит. Альдан надеялся, что тот рано или поздно покажет себя, ведь Лесёна была ему нужна.

А не рассказать ли Минту и Лесёне про Друга Змей? Но поверят ли? Тот же Минт был всерьез болен, но сопротивлялся лечению Альдана. Настои и мази лишь позволяли парню сохранять бодрый вид, но хворь будто ушла глубже, и чтобы разобраться с ней, нужно было понять ее природу.

А если они сбегут?

Тогда Дан утратит преимущество перед Другом Змей, случай спасти колдунью, а вместе с тем и надежду искупить свою вину.

Вдруг Альдан заметил, как из окна глядит голодным взором мертвый мельник. Взгляд неживого существа, как прилипшая к коже пиявка, холодно извивается, тянет соки. Лес не отпускал души, попавшие в его сети. Травник встал, заставил окна, сел на лавку под печью и вслушался в девичий лепет.

– Я просто хочу помочь тебе, – тихо сказал он. – И себе…

Колдовство Лесёны сегодня пахло ярче: спелым густым ароматом, совсем не тягостным, и влекло его помимо воли. Они были так похожи и одновременно разны! Недоля завела их обоих сюда, в край, где все живое медленно угасает под сенью проклятого леса. Но была еще причина, по которой он оставался подле чародейки всю ночь. Альдан чуял падший чад колдовского огня, и что-то внутри сводило сладостной тоскою.

Дан прикрыл глаза, и перед его мысленным взором потянулись иные края, иные берега, места, где бы он мог начать новую жизнь.

Защитить девушку от колдуна и проклятого леса – достойное искупление? Быть может, тогда обратит на него свой благословенный взор Единый, быть может, тогда сотрет гнетущие узы.

Альдан закрыл уши, чтоб не слышать колдовской шепот, а затем вскочил и вышел на улицу.

Туман льнул к крыльцу, завитками поднимался по резным столбикам, но, как только Альдан направился к колодцу, разошелся в стороны.

Травник быстро умылся и пошел в мельницу за снаряжением. Взял серп, ножи, широкую холщовую суму, светец, лопатку и направился в чащу.

В лесу было тихо, и эта тишина Альдану не нравилась.

В его суме лежали чародейские пластины, при каждом шаге бившие по бедру острыми краями, будто говоря: «Не твои мы, не твои, верни, верни нас обратно…»

Но Альдан упорно нес таблицы сквозь чащу, унося все дальше от девчонки, чью жизнь они еще не успели запятнать.

– Что ж, посмотрим, кто за вами явится, – молвил он и опустил загудевшие письмена на дно Вороньего Яра.

Ночной ветер прогулялся по деревьям. Огромные ступени будто вздохнули, почуяв чародейство, и Альдан спрятался в тени. Казалось, колодец ожил, и Друг Змей не мог этого не почуять.

Травник приник к земле, вжался в нее.

Еще издали Альдан признал сиплый, с резкими перекатами голос. Менай! Это Менай вел заунывную песню, в которой слышалось что-то о солнце.

Старик долго спускался, то и дело теряя нить песни, перемежая ее ворчанием, но когда подошел к таблицам, его вопль ликующе взлетел вверх.

Менай забрал себе проклятые чародейские таблицы.

– Вот ты себя и выдал, Друг Змей, – пробормотал Дан.

Оставалось придумать, как указать на него червенцам.

Одна проклятая душа взамен на другую, спасенную.

Достаточно ли Единому такого искупления?

18

Чад колдовского огня

Шаг. Всполох. Старые камни, Вороний Яр.

Все уже собрались. Чего ждут?

Приходят образы между сном и явью, обматывают волю грезой, точно нитью, и больше нет ни боли, ни желаний – только вечный покой, вечная тишина безмолвного прошлого.

Прошлого?

Что осталось позади? Что принесла я с собой? Губительное безумие или промысел богов?

Аррадо маос.

Просто идти как есть, с давно ставшей привычной тоской по утраченному.

Любить… Ненавидеть…

Лишь бы взаимно.

– Сёна!

Руки Дана схватили меня за плечи и помогли подняться, пока мои царапали воздух.

– А чего ты ко мне полез?!

Тяжело дыша, я прислонилась лбом к печному боку и закрыла глаза, отгоняя от себя тускнеющие сны.

Кажется, мы с Даном упали с печи, оборвав занавеску и уронив лавку.

– Ну как так можно! – воскликнула Яния, выуживая горшок с желто-зеленой мазью и несколько кувшинчиков с настойками. – Альдан, давай-ка я обработаю тебе царапины.

Ее тон не сулил ничего хорошего. Я приоткрыла веки и убедилась, что она метит в меня укоризненным взглядом. Яния делала это, умудряясь порхать над травником, словно бабочка над цветущей поляной. Вкупе с предназначавшимися мне жестами вид получался довольно устрашающий.

Сам Альдан, весь взлохмаченный, рассматривал ссадины на руках и груди. Это я его так приветила?

– Дикарка, – отрывисто сказал он, подтверждая догадку. – За этим ты меня звала?

Из рук Янии выпал один из кувшинчиков, но Минт поймал его за горлышко. Я и сама была недалека от позорного падения после таких слов. Альдан, конечно, странный, но… Неужели польстился на бесприданницу вроде меня? Или, может, решил, что, раз я рядом, можно позволить себе приставания?

– Что это ты удумала?! – вопросила Яния, надвигаясь на меня.

– А ты сама-то откуда здесь? – прошептала я, ощущая, как загораются щеки.

– Хотела попросить прощения за вчерашнее!

– А… Ну так прощаю.

Яния фыркнула.

– У Дана! А ты-то чего такая дикая?

– А чего он меня… это…

Все трое промолчали, но уж слишком довольным отвернулся Дан, и чересчур громко кряхтел, поднимая лавку, Минт. Зато Яния, убедившись, что опасность миновала, вернулась в обычное настроение и вновь окружила Альдана заботой. Минт, посмеиваясь, вытащил у спасенного кувшинчика пробку и принюхался. На лице его отразилась неподдельная радость. Заговорщически подмигнув, он плеснул в кружку содержимое и сунул мне.

Я сделала