Светлолесье - Анастасия Родзевич

– Так ведь дурная зима выдалась! Сколько по отмели рассыпало, столько и собрали. А все крупные камни еще в Злате лекари раскупили, – коротко и раздраженно ответил торговец. – Радужный камень с северных отмелей Святобории – настоящая редкость. Лекари говорят, его целебное естество еще не раскрыто.

– У настоящей редкости облупился бок, – холодно сказал Альдан, перебрасывая камень торговцу. – Ты знаешь, что подделка может навредить?

Купец поймал поддельный свирюлл и с невозмутимым видом убрал его с прилавка.

– В таких городишках, как ваш, его скорее утащат, чем купят. Но если ты всерьез хочешь приобрести свирюлл, я могу…

– Не нужно. – Альдан отошел. – Сам разыщу.

Вдруг травник спиной почувствовал чей-то взгляд, обернулся. За шатром с платками и лентами мелькнула знакомая коса. Усмехаясь, и почему-то не без внутреннего довольства, он протиснулся сквозь гомонящую толпу и обнаружил зарывшуюся в ткани Лесёну. Девушка с усердием перебирала платки и отрезы, но от травника не укрылось, что чародейка то и дело улыбается. Да и в целом она выглядела не так, как обычно: лицо бледное, волосы спутаны, руки дрожат. Даже его, подобравшегося вплотную, девушка не заметила.

Зато Дан почуял в ней какую-то перемену.

– А я думал, ты уже ушла. – Травник наклонился к самому уху колдуньи.

Лесёна, как он и надеялся, вздрогнула, но врасплох себя застать не дала.

– Не могу же я уйти раньше тебя!

– Ну, – Альдан улыбнулся, – это ведь тоже в своем роде пристанище милосердия. Так что, согласно твоим суждениям обо мне, я вполне могу здесь появляться, не так ли?

Девушка кивнула, но не ответила, ее взгляд блуждал среди людей.

– Кого-то ищешь?

– Да… Нет.

Лесёна перебирала рукой ворох лент, продолжая высматривать кого-то в толпе.

– Готовишься к Ночи Папоротника? – спросил Альдан, и колдунья недоуменно на него уставилась. Впрочем, Альдан и сам был удивлен своим вопросом.

– Ночь Папоротника?

– Ну… Обычай. – Альдан еще больше смешался, отчего-то ему было и смешно, и странно разливаться об этом святоборийском празднике перед чародейкой. – В ночь на летнее солнцестояние устраиваются игрища, а потом девушки уходят прятаться в лес, а парни их ищут. У нас считается, что такая женитьба благословлена Единым.

– Да, я знаю. Но как же лес? – воскликнула Лесёна и добавила тише: – Неужели девушки в одиночку, по темноте, бродят там?

Травник хотел было промолчать, признавая мысль правильной, но все равно рассмеялся.

– Не переживай. В большинстве случаев все договариваются заранее, и дальше стогов с сеном никто не уходит.

Колдунья залилась румянцем и поспешно перевела взгляд на ленты.

– Единый, ты, кажется, покраснела, – не замедлил в этот раз травник. – Неужели я тебя чем-то смутил?

– Вовсе нет!

Лесёна вдруг замерла.

– Постой, эта музыка…

Она тут же проскользнула мимо Альдана, задев его рукой. На миг он ощутил знакомое приятное покалывание, на сей раз сильнее предыдущего.

Дан растерялся и замер, как прыщавый отрок, прежде чем осознал: Лесёна помчалась прямиком к скоморохам и Менаю – Другу Змей!

Когда Альдан добрался до скоморохов, Лесёна уже стояла напротив них. Все музыканты были в причудливых масках зверей, лисиц, кабанов и волков, но у одного, того, что играл громче всех на гуслях, маска была змеиная. Дан шумно вздохнул.

Менай играл на удивление искусно, едва касаясь пальцами струн, будто доставая золото со дна реки.

Альдан впился глазами в чародея. Кольцо вокруг скоморохов становилось толще. Но линдозерцев это не смущало, все, точно завороженные, подходили ближе. Что же творил Менай?

Чутье Альдана обострилось, время словно замедлилось, и травник понял, что должен добраться до колдуна первым, иначе произойдет нечто непоправимое. Люди хлопали, свистели, слышались крики с просьбами о продолжении. Казалось, вокруг царит не простое торжище, а какой-то важный праздник, на котором все уже хорошенько набрались.

Тем временем проигрыш кончился, повисла жадная тишина.

Менай допел песню о полуденном солнце и заиграл вступление к новой, но к нему вдруг подбежала Лесёна. Альдан дернулся следом.

– Сними маску! – девушка едва перекрикивала музыку. – Сними маску!

Менай захохотал.

Альдан рывком отстранил Лесёну и, глядя колдуну прямо в глаза, прошептал, не сомневаясь, что тот прочтет его слова по губам:

– Кем бы ты ни был, убирайся из этого города!

– Как скажешь, – отозвался колдун в маске змея, и вдруг его голос расщепился на несколько совершенно разных голосов. – Но сначала послушай.

И когда он запел, Альдан понял, что все вокруг застыли, очарованные. Травник чувствовал кожей, как его касаются звуки. Он загородил собой Лесёну.

Ко мне ты придешь сизым пламенем,

Мороком ночным, злобным ветром и льдом.

Качнешься навстречу гремучею тучею,

Накроет так вечность нас темным крылом.

Заклинай небеса моим пламенем,

Судьбы руби, словно смерти коса!

Боль замыкает чужие объятия,

Ты – мое знамя, твоя верность – горька…

Музыка и слова замедлились, и Альдан увидел, что Лесёна качается так, будто ей тоже нестерпимо хочется присоединиться к танцующим.

Менай ударил по струнам, исторгая из гуслей дичайший поток. В нем было все: и боль, и красота, и страсть. Это было колдовство. Настоящий морок. Морок почему-то не подействовал на Альдана, хотя остальные кружились в танце. Сколько пройдет времени, прежде чем опомнятся червенцы? Что станется с людьми?

Альдан был готов вырвать у колдуна гусли, но Лесёна высвободила свою руку и прежде, чем травник успел снова ухватить ее, вышла вперед, на свободное место.

И начала двигаться. Медленно, плавно покачивая бедрами, извиваясь в такт мелодии.

Слишком распутно для этих мест.

Травник замер, не в силах отвести взор. Он не мог сдвинуться, не мог перестать смотреть.

Придонные змеи шепчут посланья,

Не слышит их более чуди народ.

Тебя мне послало не провиденье,

Ты проклят. Я та, кто лишь жжет.

Исчезнут оставленные на теле знаки,

Что начертал ты века назад!

Забуду я имя, и боль, и маки,

И лишь руда чародейская стонет в руках.

Лесёна развернулась, подняла руки, и ее волосы распались в темные кольца. Еще один поворот, еще один взмах и дерзкое, колдовское движение.

Гори же ты пеплом и горькой полынью!

Погибай с моим именем на устах.

Восстань невозможным чудом в объятиях

Крепости Нзир-Налабах!

Гори ты пламенем моим…

В горле у Альдана пересохло: он ощутил, как внутри разгорается жар. Что-то очень