Швейная машинка - Натали Ферги

мне маленькую палатку, чтобы я мог играть прямо в доме. Это была такая огромная скатерть с окнами, и я сидел под столом, словно в домике.

— Звучит круто.

— Я помню, что каждое утро там завтракал — под столом, скрестив ноги. Бабуля не могла меня оттуда выудить.

— Может, она не особенно-то и пыталась?

— Не исключено. — Фред указывает на швейную машину: — Это ее.

— А-а-а, — доходит до нее. — Теперь понятно, почему вы не хотите ее продавать.

Он откусывает от сэндвича:

— М-м-м! Невероятно вкусно. Мне надо будет на обратном пути зайти в этот магазин.

— Только не оставьте там все деньги!

— Спасибо за предупреждение. Правда, сначала надо заплатить вам, а уж потом покупать собранные вручную маслины. Вы мне так и не сказали, сколько я вам должен за ремонт.

Эллен называет явно заниженную цену:

— Двадцатки хватит. — А потом и лжет вдобавок: — Много времени это не заняло.

— Вы уверены? — Фред дает ей фиолетовую банкноту. — Большое спасибо.

Только в автобусе Фред понимает, что Эллен ничего не взяла с него за детали. Он ищет в списке контактов «ЕС Винтаж» и начинает набирать сообщение:

Остался должен за детали, простите.

Через несколько минут приходит ответ:

Не беспокойтесь. Заплатите, если они подойдут, а если нет — занесите обратно.

Фред продолжает:

Спасибо еще раз за обед.

Приходит ответ:

Не за что.

Он набирает на телефоне то, о чем думает, нажимает «Отправить» и только потом понимает, что сделал:

В следующий раз принесу бисквиты.

Ответа нет.

Фред молча клянет себя за то, что выставил себя идиотом. Но тут экран пробуждается к жизни:

Предпочитаю морковный торт.

Дедушкино пальто. Отпорол подкладку от рукава, укоротил рукава, перестрочил. Угольно-черная ткань.

Римские шторки для ванной. Серый хлопок в полоску. Больше никогда!

Рут

Начало июля 1980 года. Эдинбург

Рут проспала до четырех дня и проснулась только по звонку будильника. Она застонала и натянула на голову одеяло, хотя понимала, что это временное решение. Если сейчас она не встанет, то никогда не вернется к обычному режиму дня. Отбойные молотки на улице вроде бы наконец угомонились — ну хоть что-то хорошее. Она отлежала себе все, а мочевой пузырь, казалось, готов был разорваться.

— Еда, — сказала она пустой квартире, направляясь из туалета на кухню и забирая по дороге из-под двери почту. Один счет и открытка с изображением Ибицы: пляж под невероятно голубым небом. Она перевернула открытку — та оказалась для Урсулы, которой не было дома.

Отлично проводим время!

Жаль, что ты не с нами.

Иветта

— Опять ничего. — Рут засунула почту за банку с чаем. — Никто меня не любит, все меня ненавидят. Пойду заморю червячка, например, хлопьями.

Семестр в университете закончился, и ее соседка-тусовщица уехала, так что больше некому будет красть молоко из холодильника. И не придется беспокоиться о том, выключен ли кипятильник.

Пакет, который дала ей женщина из швейной мастерской, все еще лежал на столе. Рут не трогала его, сомневаясь, что передники смогут как-то ей помочь. Однако, съев две миски хлопьев, она решила, что больше не может откладывать, и достала передники из сумки. Расправив первый, она примерила его — коротковат. Второй выглядел точно так же, но, когда Рут прикладывала его к груди, из складок ткани на пол выпал листок бумаги. Она наклонилась и подобрала его:

Конни Моррисон, 496 0243. Позвоните.

Почерк был убористый, а заглавная «М» в начале фамилии имела забавную старомодную петельку. Сообщение написали карандашом.

Она подумала о женщине из швейной мастерской. Это и была Конни Моррисон? Бейджик с именем она не заметила, но ведь, кажется, так ее окликнула другая женщина?

В желудке у Рут забурчало, и, понимая, что, кроме хлопьев, дома есть нечего, она стала собираться на улицу. На углу была телефонная будка. Скоро она узнает, что значит это послание.

Через два дня Рут медленно шла из Ботанического сада в сторону центра, в руке у нее был пластиковый пакет с чистой формой. Она провела в саду час — слушала пение птиц, обедала на свежем воздухе и получала удовольствие от того, что снова смогла выйти наружу после недели ночных дежурств и дневной спячки. Фестиваль еще не начался, но туристов, прибывших насладиться эдинбургским летом, уже было полно. Каждый день они собирались в начале Касл-стрит и наводили объективы фотоаппаратов на возвышавшуюся над Принсес-стрит огромную скалу и замок на ее вершине. Рут протиснулась сквозь толпу и двинулась к Маунду. Если повезет, можно будет найти свободную скамейку в садах у Национальной галереи, а если нет, она просто сядет на траву и будет смотреть, как продавцы мороженого бойко торгуют товаром с ярких фургончиков. Как отличалась эта погода от зимней, когда ветер со свистом проносился по зеленому коридору между долеритовой[33] скалой и магазином «Долсис»!

Она просидела на солнце минут сорок. Стрелки часов на отеле «Норт Бритиш» показывали половину шестого. Пора шевелиться: у нее была назначена встреча. Туристы расползались по гостиницам, откуда вскоре снова выйдут в кафе и рестораны. Рут слышала, что индийская забегаловка на Хеймаркете хороша, но при одной мысли об остром карри у нее начиналась сильная изжога, так что она прошла мимо и поспешила дальше по Долри-роуд к Фаунтинбриджу и потом — на запад в поисках нужного адреса.

Дом, который она искала, оказался последним на улице. Рут немного помешкала. Тяжелая наружная дверь была не заперта, и девушка все же толкнула ее и шагнула в прохладу подъезда. Сквозь купол над пролетом третьего этажа просачивался солнечный свет, который падал на перила, гладко отполированные многими поколениями жильцов. Нужная дверь оказалась справа от нее. Она была так отлакирована черной политурой, что сам премьер-министр мог бы ею гордиться. На обшивке не было ни пылинки, чего нельзя было сказать о двери в жилье Рут. И внутри доносился едва уловимый запах обеда — и вся ее смелость куда-то улетучилась. Рут еще не позвонила в дверь, так что никто не узнает, что она была здесь. Но когда она уже собралась уходить, дверь неожиданно распахнулась.

Высокий стройный мужчина с седеющими волосами, в очках без оправы, сказал ей:

— Наверное, вы Рут.

Она кивнула,