1941. Время кровавых псов - Александр Золотько

— У нас тоже есть газы, — сказал Никита.

— Конечно, — согласился Орлов. — Только у нас их значительно меньше. И нам придется применять их на своей территории, по своим городам и селам. И то, что Англия приступит к бомбардировке немецких городов, — еще не факт. Америка, которая пока носится со своим нейтралитетом, как дурень с писаной торбой, может и прекратить помощь кровавому сталинскому режиму, развязавшему химическую войну. У них общественность, знаете ли, имеет некоторый вес.

Орлов замолчал, разглядывая свои ладони.

— И что? — спросил комиссар, когда пауза стала нестерпимой. — Что я могу сделать?

Орлов вздохнул и ответил.

Ответ занял почти час, и Севка к концу выступления стал подозревать, что если уж он, более-менее подготовленный книгами к сложным темпоральным построениям, стал терять общее направление рассказа, то остальные наверняка уже запутались.

Выходило так, что время пронизано ходами. Орлов называл эти ходы воронками, имея в виду в первую очередь, что вниз, в прошлое, проход был куда уже, чем вверх, в будущее. И вели эти самые воронки не в любое место и время. Собственно, и существовали они не постоянно, открываясь и исчезая совершенно произвольно и существуя лишь ограниченное время.

Чаще всего они концентрировались вокруг потенциально переломных моментов, когда малейшее воздействие могло изменить ход истории. И, в принципе, через них можно было пробраться в нужное время или в нужное место… Или туда, или туда. Пропускная способность воронки вниз была ограничена. Ограничена массой предмета или человека. Это могло быть сто килограммов, или пятьсот, или даже тысяча — предсказать было трудно. И самое подлое во всем этом, как понял Севка из речи Орлова, было то, что чем ближе к нужному месту и времени открывалась воронка, тем меньше она была. Севку, например, пропихнули, что называется, впритирку, голым и в одиночку. Чтобы вовремя оказаться возле него, Орлову пришлось проникнуть в прошлое через другую воронку, в пятидесяти километрах от той дороги и за сутки до появления Севки. И все для того, чтобы потом он совершил марш-бросок по немецким тылам и вовремя оказался возле моста.

Почти вовремя. Вообще-то, подразумевалось, что Орлов уже будет рядом, когда Севка очнется. Орлов должен был его привести в чувство, замучить наивными вопросами «откуда» и «кто такой». Но старший лейтенант Красной армии чуть припозднился, прыткий попаданец успел обзавестись формой и оружием самостоятельно, поэтому пришлось некоторое время валять дурака, набирая компромат, чтобы потом вдруг разоблачить Севку и подтолкнуть его к действиям в нужном направлении.

Маршрут и график движения приходилось высчитывать с точностью до секунды, расписывать все возможные проблемы и намечать варианты, если основной маршрут по какой-то причине будет сорван. Вот как Севкина стертая нога чуть не погубила всю группу. И чуть не сорвала встречу с комиссаром.

— И чуть не лишила тебя возможности спасти мне жизнь, — без выражения, как о чем-то малозначимом, напомнил комиссар.

— Тебе? — переспросил Орлов. — Тебе — нет. Ты не рисковал совершенно. Твоему лейтенанту, вот этому… Никите, кажется? Вот ему — да, спасли.

— В смысле?

— Ну… Там, возле моста, у немцев все равно ничего бы не получилось. Липовый капитан выхватывал пистолет, твой Никита пускал ему пулю в висок, немцы в грузовике попадали под огонь броневика… Да, среди красноармейцев, вышедших из окружения, получались потери, но никак не меньше, чем получились в нашем варианте, когда бронеавтомобиль уехал, лишив оборону еще одной пушки. На десятой минуте боя разрывом накрыло «сорокапятку» у моста, потом не сработала взрывная машинка, и пришлось подрывать танк на мосту связкой гранат, прежде чем машинку починили… В первоначальном варианте проблема была решена пушкой с броневика, ты принял участие в отражении, у тебя не было дополнительного стимула уезжать оттуда, например, чтобы спасти раненого комдива — он, кстати, умер в госпитале, так и не придя в сознание, — и замечательного Всеволода Залесского вкупе с моей запиской и картой… И не нужно так на меня смотреть, Женя, я все равно никогда не поверю в то, что тебя может волновать жизнь десятка-двух солдатиков. Вот смерть Никиты ты бы переживал чуть болезненнее. Там ведь как получалось, в старом варианте… Вы наскочили на немецкие танки на дороге, твоя машина успела свернуть в лес, а вот броневик влетел колесом в канаву, застрял и героически прикрывал твой отход целых пятнадцать минут. Потом снаряд с чешского «тридцать восьмого» разворотил броневику борт под самой башней, а Никите, единственному выжившему из экипажа и пассажиров, пулеметной очередью вначале раздробило обе ноги, а потом — в клочья разнесло голову.

— Но ты бы, Женя, остался жив, — Орлов подмигнул комиссару.

Севка посмотрел на Никиту, тот стоял, опершись спиной о стену и глядя в пол неподвижным, немигающим взглядом. И кажется, он был бледнее обычного.

— Так что, — мило улыбнулся Орлов, — жизнь я спас только ему.

Дальше Орлов объяснил, что есть возможность проникнуть в глубь прошлого, используя пересадку. Промежуточную остановку. Воспользовавшись воронкой, ведущей, скажем, в октябрь сорок первого, можно было найти место следующей воронки, ведущей из октября в август. Поскольку расстояние было небольшим, то и пропускная способность воронки могла быть значительно больше. Почти неограниченная.

Все, в общем, просто, за небольшим исключением. Вход в воронку открывался восемнадцатого октября сорок первого года в Москве, позволял переместить груз почти любого веса. Только отправить этот груз можно было со двора одного из арбатских домов. Максимум же, что удавалось перебросить сюда с основной базы Орлова, — это сам Орлов, Севка, который был незаменим на начальном этапе, и еще один человек, который сейчас пытается добыть снаряжение для операции. На случай, если с комиссаром не срастется.

— Хотя, — честно признался Орлов, — запасной вариант совсем не вариант.

Втроем идти к батарее, имея пару гранат и винтовку, да еще всего пятнадцать минут от момента выхода из воронки до залпа, значило не успеть. Или успеть, но не смочь.

И так и так получалось, что без помощи своего бывшего приятеля и бывшего же врага ничего у Орлова не получалось. Собственно, и с его помощью могло ничего не выйти. Воронка открывалась в пятидесяти метрах от установок, но открывалась прямо в болото, так что от мысли вывести туда танк или броневик приходилось сразу отказаться.

— Даже если бы я помог тебе заполучить танк или броневик, — сказал комиссар.

— Даже если бы… — согласился Орлов. — Но что-то все равно нужно делать.

— Начерти схему, — сказал Евграф Павлович.

— Зачем чертить? Обижаете… — Орлов достал из кармана гимнастерки лист бумаги и положил, развернув, на стол перед стариком. — Вот. Болото, лес. Островок на болоте. Гать, которую капитан приказал построить к острову. Четыре установки и транспорт. И двенадцать вооруженных человек. Кроме этого, запустить снаряды можно одним поворотом ручки. И, поверьте мне, хватит одного снаряда. Получается, что есть три дня на то, чтобы убедить тебя, и на то, чтобы ты подготовил людей и оружие… И чтобы разработать план.

— А почему я должен тебе верить?

Севка вздрогнул.

Он слушал Орлова и в уме уже начал прикидывать варианты, как именно можно остановить за пятнадцать минут залп «катюш», которые еще даже и не получили своего легендарного названия. Севка принял рассказа Данилы как данность, как исходную точку для начала решения проблемы.

А вот комиссар был не так доверчив.

— Ты все очень ладно описал, — сказал Евгений Афанасьевич. — Все очень живо и образно. Только… Почему я должен тебе верить? На основании чего? Да, ты, похоже, имеешь информацию о событиях, которые пока не произошли. Да, есть один человек, который, похоже, действительно попал к нам из будущего. И есть ты, кто, кажется, исчез в двадцать первом году и появился сейчас, постарев всего на пять лет… И как из этого следует, что ты говоришь правду? Я соберу людей, дам им оружие, приведу на Арбат… И что? Меня там просто увидят, сообщат в комендатуру, начнется, не дай бог, перестрелка и хаос — а ты сам сказал, что Москва стоит на его грани, — хаос станет всеобщим…

— То есть я работаю на немцев? — вкрадчивым голосом спросил Орлов, наклоняясь, чтобы заглянуть в лицо комиссара. — Ты можешь предположить, что я смогу сотрудничать с какими бы то ни было немцами в ближайшем тысячелетии? Ты же меня знаешь… Ты меня хорошо знаешь. Или это только для вас с Евграфом Павловичем Родина не пустой звук и вы готовы убивать за нее, не обращая внимания на цвет флага над Кремлем? Меня не устроили большевики, но ведь и с господами европейцами я не стал сотрудничать…

— Да, ты бандитствовал только от своего имени, без политических лозунгов, я помню… Только вот продотрядовцев в восемнадцатом ты резал, а не белых карателей…