Новая сестра - Мария Владимировна Воронова

Сегодня, правда, день был не ввозной, и спасать от смерти никого не планировалось, разве что на вечернем обходе хирурги найдут что-то срочное в отделении. Но пока телефон молчал, Катя мирно крутила перевязочный материал, а Элеонора Сергеевна проверяла срок годности растворов, пересчитывала инструмент, заполняла журналы, словом, выполняла ту часть работы старшей сестры, которую никто не любит и которую все равно необходимо делать.

По радиоточке передавали «Сердце» из «Веселых ребят», и Катя тихонько подпевала, хоть ей не нравились ни песня, ни фильм. Песня казалась слишком слащавой, а фильм – поверхностным и пустым, а Таточке нравилось. Она говорила, что фильм хороший, и получит вторую волну популярности лет через сто, когда забудется, на фоне какой реальности он был снят.

Тата вообще просила Катю смотреть больше новых фильмов, читать современные книги и дружить со сверстниками, ибо она прогрессивная бабка, спору нет, но, как ни крути, пережиток прошлого, осколок старого режима, лучше Кате не зацикливаться на ней и ее мнениях. Все-таки молодость должна жить настоящим, каким бы оно ни было.

Совет был дельным, и Катя с удовольствием бы ему следовала, только вот настоящее само не хотело, чтобы она в нем жила, выталкивало из себя, как занозу. Институт отверг, подружки чурались, возлюбленный предал… Пусть предал не по своей воле, только ради того, чтобы не предавать мать и сестру, но разве от этого легче?

Катя изо всех сил заставляла себя простить. Повторяла, как молитву, что жизнь больного ребенка гораздо важнее, чем ее высшее образование. Вспоминала, что Владик предупредил о собрании и о том, что бывших будут выселять. Он заботился о ней как мог и любил, как можно сейчас любить, осторожно и скованно.

И вот какая странность, обычно происходит наоборот. Разум требует прогнать предателя возлюбленного, а сердце сопротивляется, заглушает доводы рассудка своим неистовым биением. Сколько девушек прощали то, что не надо прощать, позволяли то, что не надо позволять, лишь потому что любили… А у нее наоборот. Разум говорит: да, надо простить и забыть, ибо аргументы более чем весомые. Человек, который рискует жизнью сестры и матери ради возлюбленной, – ненадежный человек. Напротив, только тот, кто разумно и трезво взвешивает все риски и принимает оптимальное решение, руководствуясь не страстями, а чувством долга и здравым смыслом, может считаться честным и порядочным. Все так, все так, но сердце изо всех сил противилось этой свинцовой правде.

Катя посоветовалась бы с Таточкой, но примерно знала, что она скажет: «Екатерина, пусть головы из-за любви теряют юноши, они у них все равно пустые. А ты держи себя в руках, добивайся своих целей да потихоньку присматривайся. Если молодой человек тебе по душе, если у вас общие интересы и вы можете шагать по своему пути, не наступая друг другу на горло, то почему бы и нет? А чужая красота – это слабенький аргумент, чтобы портить собственную жизнь». Любовь для Таточки не аргумент, а Владика она сразу простила. Сказала, что он заложник ситуации и поступил очень благородно, предупредив их накануне. Сделал все что мог, а большего ни от кого нельзя требовать. Правда, она тогда не знала, что Владик был не только комсоргом, но и возлюбленным внучки. Хотя… Раз ничего не было, то и не считается, вот мнение прожженного хирурга и убежденной старой девы.

Катя разгладила тампон, добиваясь идеально прямых уголков. Надо простить, и по справедливости и вообще. Кажется, Владик снова хочет с ней встречаться, а это смелый поступок – ухаживать за девушкой, исключенной из института за дворянское происхождение. Не каждый отважится. И как знать, вдруг мечта сбудется, она уедет вместе с Владиком, только не в качестве доктора, а в качестве медсестры? Главное, станет его женой и матерью его детей. В один прекрасный день придет на работу, и в ответ на грозный рык Татьяны Павловны – «Холоденко!» – с тихой улыбкой скажет: «А я больше не Холоденко, теперь я Краснова». Екатерина Краснова.

Катя несколько раз тихонько произнесла это имя, примеривая на себя. Раньше оно вызывало восторг, а теперь было неприятно, как мокрая одежда.

Странно, она ведь любит его по-прежнему, просто, наверное, нужно время. Время и понимание, что человек несовершенен, в течение жизни неизбежно делает ошибки, особенно когда находится под таким сильным давлением, что уже не может располагать собою. Зато дается время осознать ошибки и исправить. Она ведь и сама несовершенна, и ошибалась, и ошибется еще не раз, и, хуже того, будет знать, как правильно, а поступит все равно неправильно. Как говорил старый приятель Таточки, известный психиатр Коршунов: «Старый бог даровал нам свободу воли, а новые боги всеми силами хотят эту свободу отобрать. Мы все живем на мушке у конвойного».

Как бы поступила она сама, оказавшись на этой мушке? Если бы ее поставили перед выбором – Владик или бабушка? Вот то-то же! Поэтому нечего изображать оскорбленную невинность, надо пойти с Владиком на свидание.

– Ах, какая прелесть, – воскликнула Элеонора Сергеевна, входя, – идеальные шарики, нигде ни одной нитки не торчит, а тампоны будто фабричного производства, один к одному. Золотые ручки, Катенька!

– Спасибо, – Катя покраснела, – шарики как шарики. Что, Элеонора Сергеевна, больного подают?

– Нет, нет, не волнуйся. Зову тебя чайку попить.

Катя встала и проследовала за Элеонорой Сергеевной в ее крошечный кабинетик, по пути забрав из своего шкафчика сверток с картофельными лепешками.

Воинова постелила на уголок стола кружевную салфетку и поставила две дымящиеся кружки, достала из шкафчика небольшую жестяную коробку. Рельеф цветочного венка угадывался, но краски стерлись полностью, и название старорежимной фирмы было уже не прочесть.

Когда Элеонора Сергеевна открыла коробочку, там оказались куски сахару.

– Пожалуйста, Катенька.

Она покачала головой:

– Спасибо, но я так привыкла, без всего.

– Возьмите вприкуску, вместо конфетки, а то мне совсем нечем вас угостить.

Катя снова поблагодарила и выложила на тарелку свои лепешки.

– Тамара Петровна пекла? – улыбнулась Воинова.

– Собственной персоной.

– Спасибо, угощусь. Посидим спокойно, Катенька, сегодня, слава богу, некуда спешить. Вам, наверное, скучно, а я, грешна, люблю иногда такие моменты, когда на рабочем месте тишина и никого нет. Это с возрастом начинаешь ценить, а в юности-то да, все хочется успеть, всему научиться.

Катя молча кивнула.

– Ничего, хватит на ваш век геройства. – Элеонора Сергеевна аккуратно отломила кусок лепешки. – Восхитительно, как всегда у Тамары Петровны. А вы все же возьмите сахарку, ибо, как вам известно лучше моего, человеческий мозг работает только на глюкозе.

Катя улыбнулась.

Тут в дверь постучали, и на пороге возник Константин