Новая сестра - Мария Владимировна Воронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В юности отец был для нее всем, а с годами Мура все чаще скучала по маме, по ее редким скупым ласкам, по шершавым, как терка, ладоням, по задушевным разговорам, которых у них никогда не бывало, и печалилась о том, что больше никогда зайчик не встретит маму и не попросит передать для Муры яблочко или конфету… Только теперь, с дочерью-подростком, Мура начала понимать и ценить, какой самоотверженной и доброй была мама. Была ли она счастливой женщиной? Бог весть. С одной стороны, какое счастье в нищете, а с другой – родители, кажется, любили друг друга. Однажды бабушка, потрясенная новостью, что Муру не приняли в гимназию на казенный счет, несмотря на отличные оценки, ибо неблагонадежный папа перевесил все ее успехи, задала вполне резонный вопрос «зачем ты вообще живешь с этим горлопаном?», и мама спокойно ответила, что есть, конечно, крепкие хозяева, тащат в дом тугую копеечку, но зато и кулаками угощают, а Степан ласковый и добрый и мечтает о хороших вещах.
Тогда Муре показалось, что мама начинает прозревать, понимать, что самое главное в жизни это не шкурные интересы, а борьба за счастье всего трудового народа, а теперь, с высоты прожитых лет, те мамины слова обрели несколько другой смысл, гораздо более печальный. Женщина прощала мужу безделье, испорченное будущее для дочери, нищету только за то, что он ее не бил. Да, папа был очень добрый и веселый человек, существовал великими идеалами, но надо признать, что вел образ жизни, больше подходящий для студента, чем для солидного семейного человека.
Для подросшей Муры все эти сходки, листовки и подпольные типографии были очень привлекательны, пронося под кофточкой дурно пропечатанные на серой оберточной бумаге брошюрки, она искренне верила, что этим приближает царство справедливости на земле. Папа рано привлек ее к борьбе, лет с двенадцати она уже вовсю разносила литературу по адресам, передавала пачки листовок парням, которые должны были их разбросать по территории заводов. Мура была худенькая, выглядела младше своих лет, и жандармы к ней не цеплялись.
Друзья отца посмеивались над ее революционным пылом, называли «товарищ Мура» и, весело отмахиваясь от ее горячих просьб и уверений, что она не подведет, поручали только самые безопасные задания.
И она была счастлива, несмотря на бедность и, прямо сказать, очень сомнительные жизненные перспективы. Год промучившись в ученицах у портнихи и убедившись, что никогда не преуспеет в швейном ремесле из-за косых глаз и кривых рук, Мура пошла работать нянечкой в хирургическое отделение академии с пониманием, что выше этой работы ей никогда не прыгнуть. Для любого другого дела нужно учиться, а на это, во-первых, нет денег, а в-главных, папа такой махровый неблагонадежный, что его дочь ни к одному приличному учебному заведению близко не подпустят даже за тройную плату.
Тем не менее Мура каждый новый день встречала с радостью, ведь она служила делу, в которое искренне верила, не сидела сложа руки, не мирилась с несправедливостью, а боролась с нею по мере своих сил. Своими руками строила будущее, а не ждала, пока ей его поднесут на золотом блюдечке.
«Если бы папа так и работал на Путиловском заводе, то что? – думалось ей. – Кончила бы я гимназию, потом осталась бы там же учительницей, замуж вышла, а дальше что? Так и жила бы зажмурившись, отвернувшись от мира, лишь бы не замечать, что творится вокруг? Нет уж, лучше, как сейчас, нам тяжело, зато дети наши увидят жизнь такой, как она должна быть, ну не дети, так внуки точно. Главное – действовать!»
Когда случилась Октябрьская революция, ей было всего пятнадцать лет. Сейчас, когда Нине двенадцать, кажется, совсем ребенок, но тогда она считала себя совсем взрослой как для борьбы, так и для сиротства. Родителям не суждено было увидеть то светлое будущее, которое они так приближали, отец – подпольной работой, а мама – молчаливой поддержкой мужа. Их убили во время бандитского налета, и было в этом что-то ужасно горькое и несправедливое, что отец, всю жизнь боровшийся против частной собственности, погиб, защищая чужое добро. Но тогда рушились целые царства и жизнь человеческая стоила очень мало.
Бабушка к тому времени уже скончалась, и Мура осталась совсем одна, растерянная, раздавленная горем. Она не знала, как похоронить маму с папой, а как жить дальше, и вовсе не думала. Помогли товарищи отца, вскоре ставшие ее собственными товарищами по партии. Муру приняли в ВКП(б), несмотря на юный возраст. Время наступило такое, молодость решала все. Получив партийный билет, Мура поняла, что дальше жить, как жила, права не имеет. Как она будет призывать народ разбивать оковы капитала из своей уютной комнатки? Ведь одно дело, когда ты сам идешь погибать за свои идеалы, и совсем другое, когда требуешь, чтобы это сделал за тебя кто-то другой. Так Мура оказалась в Красной армии, сначала с сумкой с красным крестом, но быстро сменила ее на планшет комиссара.
В отличие от парней, которые шли в бой с твердым убеждением, что с ними ничего плохого не случится, она была уверена, что не вернется с войны живой. Мура уезжала из Петрограда, зная, что видит родной город в последний раз, но судьба почему-то ее щадила, она даже серьезно ранена ни разу не была.
Когда Мура вернулась домой, Петроград, грязный, темный, но полный жизни, долго казался ей призрачным городом, в котором она блуждает, не заметив собственной смерти. Потом Мура все-таки осознала, что жива, получила от судьбы незаслуженный подарок в виде зрелости, и, может быть, даже старости.
В один мартовский день она вышла на Литейный мост, вдохнула серый клочковатый ветер, погасила взвившийся подол юбки, подняла воротник и захотела жить.
Точнее, вдруг поняла, что та жизнь, за которую много лет боролся отец, ради которой мать терпела нищету
