Новая сестра - Мария Владимировна Воронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самодовольное выражение сползло с лица Елены Егоровны.
– Если бы кто-то мог подтвердить ваши слова… Еще один хотя бы свидетель… – дожимала Мура.
Но добилась противоположного эффекта. Антипова просияла:
– А есть! Есть свидетель! Катька Холоденко, она все время за Воиновым хвостом таскается. Пусть только попробует в суде мои слова не подтвердить!
– Уже лучше, Елена Егоровна, – протянула Мура, изо всех сил пытаясь скрыть растерянность и шок оттого, что этот дикий навет может оказаться правдой, – наша позиция должна быть безупречной. Давайте вызовем медсестру Холоденко.
Из оперблока передали, что Катя занята на операции и освободится не раньше чем через два часа.
«Вот она занята, а ты всегда под рукой, – скривилась Мура, – отлыниваешь от работы, только слоняешься по академии да сплетни собираешь! Стояла бы у стола по десять часов, как другие сестры, так и сил бы не осталось доносы строчить на хороших людей!»
Вслух же она горячо поблагодарила Антипову за бдительность и отпустила, сказав, что вызовет после того, как поговорит с Холоденко, и они вместе решат, как быть.
– Тут, знаете, дело тонкое, – сказала она тихо, придержав Елену Егоровну за локоток по пути к дверям, – таких, как Воинов, в принципе полно, то есть не полно, но найти можно, а Гуревич уникальный в своем роде мастер, в Москву возят на специальном самолете. Страшно подумать, кому он там катаракту оперировал, а кому только собирается. Очень высок риск, Елена Егоровна, что его под суд не отдадут. А сами знаете, если дело начато, то просто так его не закроешь, и раз нельзя наказать Гуревича, то накажут нас.
Антипова нахмурилась, вздернула подбородок, но, кажется, речь Муры проняла ее.
«Как хорошо, что властолюбивые бабы трусливы, – улыбнулась Мура, падая в свое кресло без сил от собственного вранья, – мужики наоборот, чем жаднее до власти, тем отчаяннее, а женщины всегда хотят повелевать без риска. За удовольствие помыкать подчиненными готовы терпеть любое унижение от начальства. На этом и попробуем сыграть».
Холоденко прибежала перед самым концом рабочего дня, то ли еще не отошедшая от сложной операции, то ли встревоженная вызовом к руководству.
Мура не стала с нею хитрить, а сразу спросила, слышала ли она какие-то высказывания насчет смерти товарища Кирова.
Катя быстро ответила, что все скорбят и сожалеют, а больше ничего.
– Хорошо, Катя. А доктор Гуревич с доктором Воиновым когда-нибудь обсуждали эту тему в вашем присутствии?
– Нет, что вы! Мы говорим только по работе.
– Не с вами, Катя, а между собой.
– Я ничего не слышала.
Мура с тоской посмотрела в окно, чувствуя себя белым офицером контрразведки из книг Бориса Лавренева.
– Припомните хорошенько, – зачем-то произнесла она книжную фразу оттуда.
– Точно, Мария Степановна, точно не говорили.
– А у нас другие сведения, – образ белого офицера никак не хотел Муру отпускать. – Из достоверных источников нам стало известно, что Гуревич говорил, как хорошо, что Киров умер, а Воинов ответил, что он заслужил смерть, и вы, Катя, при этом разговоре присутствовали.
Холоденко энергично замотала головой из стороны в сторону:
– Нет, не было такого и быть не могло.
– Вспоминайте, Катя. Гуревич оперировал, а Воинов пришел в качестве ответственного хирурга, и вы с ним.
– Ах это! – девушка вдруг улыбнулась широко и радостно. – Но там был совсем другой, прямо противоположный смысл!
– Это как?
– Гуревич сказал, что это хорошая смерть, понимаете? Не хорошо, что умер, а хорошо, что умер легко, не мучился, не страдал, даже ничего не успел понять. Понимаете, Мария Степановна? Плохо, что умер, но хотя бы не страдал. А Воинов сказал, что такую смерть надо заслужить, вот и все. Не в принципе смерть, а именно такую, безболезненную.
– Н-да?
– Ну конечно, Мария Степановна! Врачи вообще, знаете, много видят разных смертей, и часто думают о том, как сами будут умирать. Ну и обсуждают, кто тяжело уходил, кто легко, это профессиональная особенность. Моя бабушка иногда говорит: «какая прекрасная смерть!», но это же не значит, что она хотела, чтобы этот человек умер.
Мура приободрилась:
– То есть, Катя, вы хотите сказать, что Воинов с Гуревичем скорбят о смерти Сергея Мироновича вместе со всем народом, и единственное, что может их утешить, это сознание, что Киров умер легко, без мучений?
– Вот именно.
– И вы готовы подтвердить это на суде?
– Неужели будет суд?
– Надеюсь, что нет, – Мура приосанилась, – постараюсь до этого не доводить. А вас, Катя, попрошу никому не сообщать об этом нашем с вами разговоре. В первую очередь это в интересах ваших и вашего начальника.
Катя энергично кивнула, заверив, что никому не скажет, и Мура отпустила ее восвояси.
Что ж, все объяснилось, контрреволюционные высказывания оказались обычными человеческими рассуждениями. Но все равно придурки! Как можно распускать язык, зная, что любое твое слово может быть понято превратно. Есть такой аттракцион, комната кривых зеркал, а сейчас стала страна кривого уха. Все перетолковывается, переосмысливается, и доказывай потом, что ты имел в виду. И не докажешь.
Чтобы успокоиться, Мура выпила воды и попросила секретаршу снова вызвать Антипову, но в этом не было необходимости, ибо Елена Егоровна уже поджидала в приемной.
Мура взглянула на часы. Действительно, рабочий день уже четыре минуты как закончился, а ни в коем случае же нельзя ни одной секунды лишней на рабочем месте перетрудиться. Нет, надо бежать скорее мучить парторга.
Выпив еще воды, Мура решила, что в данном случае лучшая защита – это нападение.
– Елена Егоровна! – загремела она, как только Антипова по-свойски устроилась на стуле. – Вот уж от кого-кого, а от вас я такого не ожидала! Вы нас обеих чуть под монастырь не подвели, хорошо, что я проконтролировала!
– Да что такое, Мария Степановна? Неужели эта коза не подтвердила? Вот нахалка, покрывает…
– Эта коза так подтвердила, что лучше бы ничего не слышала! – перебила Мура, слегка повысив голос. – А вы бы, кстати, наоборот, лучше слушали, и понимали всю фразу целиком, а не только отдельные слова!
– Ну, знаете ли…
Антипова в негодовании поджала губы, а Мура прикинула, действительно она поняла разговор врачей неправильно, или сознательно исказила суть. Скорее всего второе, просто сделала ставку на то, что Мура, услышав страшное сочетание слов «Киров, смерть и заслужил», тоже не станет докапываться до смысла.
– Гуревич сказал, хорошо, что Киров не мучился! – Мура хлопнула ладонью по столу. – Не мучился! Вы понимаете, что
