Новая сестра - Мария Владимировна Воронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какой?
– А вы бы хотели, чтобы Киров мучился?
– Господи, что вы говорите…
– Это говорю не я, а народный судья. Вы что, Елена Егоровна, спросит он, жалеете, что Киров принял легкую смерть? Вот доктор Воинов утверждает, что Сергей Миронович заслужил безболезненную смерть беззаветным служением трудовому народу, а вы считаете, что нет? Хотели бы, чтобы он страдал в агонии?
– Да я считаю, что он вообще смерти не заслужил, – огрызнулась Антипова.
– Ну посмотрим, как вам в суде удастся оправдаться. А заодно и мне. Я вам говорю, Елена Егоровна, за Гуревича вступятся. Его так просто не отдадут. Он в буквальном смысле этого слова незаменим. А мы с вами поедем в лагерь, как миленькие, потому что не составит проблему найти замену что мне, что вам.
«Хотя, конечно, такую ленивую и склочную медсестру еще поискать», – мысленно добавила Мура.
Антипова нахмурилась:
– Вот вы говорите, что вы на моей стороне, а как до дела доходит, так я у вас получаюсь кругом виноватая, а вокруг ангелы с крыльями одни.
– Ну вот, пожалуйста, до религиозных тем мы с вами докатились, – произнесла Мура как могла добродушно.
– Я образно. Но всегда я у вас дура получаюсь.
– Потому что я не хочу, чтобы вы пострадали. – Мура окончательно сменила суровый тон на ласковый: – Вы правы в целом, в большом, но не всегда понимаете текущий момент. Елена Егоровна, поверьте, ничто не пропадает зря, ни один ваш сигнал. Все они у меня в особой папочке, ждут, когда настанет для них время.
Тут Мура ухмыльнулась про себя, потому что особой папочкой служило мусорное ведро, и продолжала:
– Врага надо изобличить, когда ты на сто процентов уверен, что он будет повержен. А когда есть большой шанс, что устоит и сам тебя повалит, то лучше подождать. Поверьте моему опыту. Если бы я этого не понимала, не чувствовала момента, то не сидела бы сейчас в этом кресле.
– Ну спасибо, Мария Степановна, за науку, – процедила Антипова, – я-то женщина простая, если вижу врага, всегда готова сплеча рубить.
«Ты сначала в конную атаку сходи, а после уж про рубить сплеча рассказывай», – буркнула про себя Мура, поднимаясь, чтобы проводить Антипову до двери.
Вслух она сказала, что сейчас надо быть тоньше, осторожнее, потому что враги затаились во всех сферах и только и ждут случая напасть на честных и неравнодушных граждан. Но партия настороже, не даст пропасть таким преданным бойцам, как Антипова.
– Давайте подумаем, может быть, вам по партийной линии продвинуться, – протянула она как бы между прочим, пожимая Елене Егоровне руку на прощание, – начать с секретаря ячейки, а там…
Вернувшись в кабинет, она без сил упала на стул. Господи, почти целый рабочий день и гору душевных сил потратила впустую из-за досужей болтовни двух приятелей-докторов! Ладно она, но ведь целые суды, органы дознания, конвойные, милиционеры, охранники и бог знает кто еще, в общем, огромная государственная машина правосудия без устали работает только над тем, что кто-то кому-то что-то сказал. Разумно ли это, когда людям нечего есть? И кто в итоге получается большим вредителем – Гуревич с Воиновым, распускающие языки почем зря, или НКВД, арестовывающий мировое светило по пустому навету? От кого реальный вред обществу? Гуревич с Воиновым сотрясли воздух и забыли, а пустоту, образовавшуюся после ареста Добужинского, не скоро получится заполнить. Ладно бы он убивал людей ради своих анатомических изысканий, тогда да, тогда надо его арестовать и предать суду, как любого другого преступника, невзирая на заслуги перед обществом. Никто бы тогда не возразил, ибо никакая наука не стоит человеческой жизни. Раньше так, во всяком случае, было принято, а теперь бог весть… Однако Добужинский ни в чем подобном не замечен, добрейший человек, но вот лишили молодых ученых научного руководителя, слушателей – великолепного лектора, потому что… даже черт знает почему. Мура поморщилась. Она сдержала обещание, данное Воинову и Сосновскому, подошла на заседании обкома к своему знакомому, соблюдая все меры предосторожности. Тщательно проследила, чтобы никого не было рядом, попросилась зайти на минутку, и только когда он привел ее в свой кабинет и они остались наедине, осторожно заикнулась о Добужинском. Так старый товарищ, смелый воин, побледнел и зашипел на нее, что твой гусак. Но все-таки совладал с собой, взял под руку и негромко, почти на ухо, приказал оставить все хлопоты. Профессору не помочь, а если начнешь заступаться, то единственное, чего добьешься, – обнаружишь свою причастность к контрреволюционной террористической зиновьевской подпольной группе. В итоге только утопишь старика. Так дед сам по себе, может, еще проскочит, отделается выселением, а в составе группы поедет в лагерь или еще похуже.
После этого разговора Мура чувствовала себя так, будто мыла наелась. Формально выполнила обещание, а по сути – нет. Не убедила товарища встать на защиту несправедливо обвиненного, даже не попыталась. Странная готовность честных и смелых руководителей партии, большевиков с дореволюционным стажем, мириться с произволом ошарашивала ее, саму лишала воли к сопротивлению.
В стране в конце концов есть Верховный суд, почему он не возмутился явно незаконным, даже, можно сказать, антизаконным постановлением ЦИК от первого декабря? У Муры нет юридического образования, но даже ей ясно, что в этом постановлении нарушены два основополагающих принципа судоустройства – презумпция невиновности и принцип осуществления правосудия только судом.
В Верховном суде заседают самые лучшие юристы страны, они должны были сразу заметить это беззаконие, понять, чем оно чревато, и сделать все, чтобы отменить постановление, принятое на пике скорби и растерянности от злодейского убийства, а вместо этого они в день похорон Кирова преспокойно приговорили к высшей мере тридцать семь «белогвардейцев-террористов» в Ленинграде и двадцать девять – в Москве. И непонятно, имел ли хоть один из этих шестидесяти шести людей отношение к убийству Кирова, хотя бы самое косвенное.
Все всего боятся, а пуще всего – говорить правду и проявлять милосердие.
Может быть, даже скорее всего, она тупая, и не понимает линию партии, только как построишь коммунизм без взаимопомощи? А это сейчас дело опасное…
* * *
Катя с удовольствием присоединилась к комитету по организации детского праздника, невольно думая, случайно ли совпадение, что он состоится накануне Нового года и Рождества? В комитете состояли одни комсомольцы, убежденные атеисты и слишком молодые, чтобы отчетливо
