Сохраняющая машина - Филип Киндред Дик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но никуда не денешься, погибнут они — погибнет и он, без них ему не выжить.
Неподалеку стояли, разговаривая, Барнз и Мастерсон; Теллман побрел к ним, с трудом переставляя негнущиеся от усталости ноги.
— Ну и как там?
Голос его звучал сипло и недовольно.
— Отлично, — оглянулся Барнз. — Теперь уже скоро.
— Еще одна партия — и все, — добавил Мастерсон. На его грубом, тяжелом лице шевельнулось беспокойство. — Надеюсь, ничего такого не случится. Она должна приехать с минуты на минуту. Потный звериный запах, удушливыми волнами накатывавшийся от мясистого тела Мастерсона, вызывал у Теллмана тошноту, отвращение. Ситуация ситуацией, но все равно — нельзя же ходить грязным, как свинья. На Венере все будет иначе. Мастерсон пока полезен. Он опытный техник, незаменимый при обслуживании двигателей. Но вот когда корабль сядет и его растащат по винтику…
Да, законный порядок будет восстановлен. Иерархия рухнула вместе с городами, исчезла в пламени и пепле, но она вернется, такая же прочная, как и прежде. Вот, к примеру, Фланнери. Грузчик из нищей ирландской трущобы — и больше ничего, грязный тип, после разговора с которым хоть из ушей выковыривай. Но он руководит загрузкой корабля, самой большой в настоящий момент работой. Поэтому Фланнери — большая шишка, но это сейчас, пока. Потом все переменится.
Должно перемениться. Утешив себя таким образом, Теллман покинул Барнза с Мастерсоном и направился к кораблю.
Корабль был огромен. На нем еще кое-как читались огромные буквы, полустертые носящимся в воздухе пеплом и опаляющими лучами солнца:
США ВОЕННОЕ ИМУЩЕСТВО СЕРИЯ А-З(б)
Первоначально это было оружие «массированного возмездия», высокоскоростной снаряд с водородной головкой, готовый нести врагу смерть и разрушение. Его так и не запустили. Советские токсические кристаллы тихо и бесшумно влетели в окна и двери местных командных пунктов; когда наступил момент запуска, пусковой команды уже не было. Но это не имело ровно никакого значения — врагов тоже не было. Ракета простояла торчком несколько месяцев, она так и стояла здесь, когда приковыляли первые беженцы, пытавшиеся укрыться за полуразрушенным горным хребтом.
— Красиво, правда? — Патриция Шелби подняла голову от своей работы и тускло улыбнулась Теллману; усталость и постоянное напряжение глаз покрыли маленькое, симпатичное личико морщинками — похоже на трилон с Нью-Йоркской Всемирной выставки[14].
— Господи, — поразился Теллман. — Неужели вы помните?
— Мне было всего восемь. — разговаривая, Патриция вернулась к работе — сидя в тени корабля, она внимательно проверяла автоматические реле, которые будут во время полета поддерживать состав воздуха, температуру и влажность. — Но я никогда этого не забуду. Не знаю, может, у меня дар предвидения, ведь я только глянула, как эта штука торчит в небо, и сразу поняла — когда-нибудь от нее будет зависеть очень многое, для всех.
— Очень многое для нас двадцати, — поправил Теллман, а затем неожиданно для себя самого протянул ей недокуренную сигарету. — Берите, не помешает, судя по вашему виду.
— Спасибо. — Почти не отрываясь от работы, Патриция сунула сигарету в рот. — А я уже совсем кончаю. Господи, некоторые из этих реле ну совсем малюсенькие. — Она показала Теллману микроскопическую пластинку, заделанную в прозрачный пластик. — И только подумать, мы все будем в отключке, и от такой вот ерунды будет зависеть наша жизнь и смерть. — В темно-голубых глазах появилось странное, почти благоговейное выражение. — Жизнь и смерть рода людского.
— Ну что вы, что Фланнери, — пренебрежительно хохотнул Теллман. — Никак не можете без идеалистической чуши.
Профессор Джон Кроули, в прошлом заведующий кафедрой истории Стэнфорда, а сейчас — номинальный глава колонии, сидел в компании Фланнери и Джин Доббс; они внимательно рассматривали нагноившуюся руку десятилетнего мальчика.
— Радиация, — значительно произнес Кроули. — Общий уровень растет с каждым днем, это все из-за оседающего пепла.
— Не радиация это, — поправил Фланнери отвратительным голосом человека, вечно уверенного в своей правоте. — Типичное отравление токсическими кристаллами, в горах этой дряни по колено. А он ходил туда играть.
— Ты ходил в горы? — строго спросила Джин; мальчик кивнул, не решаясь посмотреть матери в глаза. — Да, вы правы, — повернулась она к грузчику.
— Помажьте какой-нибудь мазью, — сказал Фланнери. — И будем надеяться, что все кончится благополучно. У нас ведь нет почти ничего, кроме сульфатиазола. — Он бросил взгляд на часы и вдруг напрягся. — Если только она не привезет сегодня пенициллин.
— Не привезет сегодня, — пожал плечами Кроули, — значит, не привезет никогда. Это — последняя партия, загрузим ее — и сразу стартуем.
— Так вынимай деньжищи! — неожиданно заорал Фланнери, потирая руки.
— Тоже верно, — ухмыльнулся Кроули. Порывшись в железном ящике, он вытащил толстую пачку купюр и соблазнительно помахал ею перед носом Фланнери. — Выбирай, какие больше нравятся. Или бери лучше все.
— Вы бы поаккуратнее, — обеспокоился Теллман. — Ведь она, пожалуй, снова поднимет цены.
— А у нас их сколько хошь.
Один из колонистов катил к кораблю тачку; взяв несколько бумажек, Фланнери засунул их среди груза.
— Ветер носит деньги по всему свету, заодно с пеплом и костяной трухой. На Венере они нам не понадобятся — пускай старуха забирает хоть все.
«На Венере, — с ненавистью подумал Теллман, — жизнь вернется к законному порядку — порядку, при котором Фланнери будет копать сточные канавы. Как ему и положено».
— А что она привезет? — спросил он у Кроули и Джин Доббс, подчеркнуто игнорируя Фланнери. — Что там, в этой последней партии груза?
— Комиксы, — мечтательно вздохнул Фланнери, высокий, тощий парень с преждевременными залысинами в темных волосах. — И губные гармошки.
Он смахнул со лба капельки пота.
— Самое оно, — подмигнул Кроули. — Юк малость бренчит на банджо, вот и будем лежать весь день в гамаках и наяривать «кто-то там на кухне рядом с Дайной»[16].
— Еще палочки для смешивания коктейля, — напомнил Фланнери. — А то чем же нам давить пузырьки в шампанском тридцать восьмого года разлива?
— Ты! — взорвался Теллман. — Ты… дегенерат!
Кроули и Фланнери покатились со смеху; Теллман побрел прочь, чувствуя невыносимый ожог очередного унижения. Ну что же это такое, кто они такие? Идиоты? Психи? Шуточки в такой момент… Он