Наш Современник, 2005 № 01 - Журнал «Наш cовременник»
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позже русские ребята, техники, были приглашены, чтобы восстановить работоспособность аппаратуры хотя бы частично. Они рассказали, что там увидели. Все здание было превращено в один огромный туалет. Ободранные, грязные стены, кучи кала в коридорах, лужи мочи и блевотины. На аппаратуру нельзя было смотреть без содрогания. Порубленные кабели, вырванные из панелей провода, там, где находились какие-то индикаторы или лампочки, разбросанные и раздавленные блоки и платы. Конечно, ни о каком восстановлении говорить не приходилось. Но даже если бы что-то и можно было сделать, ребята не согласились бы: они уже понимали, что это будет работа на врага.
Москва предпочла не заметить захвата чеченской твердыни, чечены убедились в своей безнаказанности. Даже у нас в городе об этом знали немногие, ведь мало кого интересуют подобные ведомства и их судьба. Гораздо больший резонанс в городе вызвало похищение ректора университета Канкалика.
Цель похищения была довольно проста, несмотря на все последующие официальные версии и объяснения. Чечены дали понять, кто в республике хозяин и что будет с теми, кто этого не понял. Ведь происходил процесс выдавливания «неверных» со всех руководящих должностей. Среди наших знакомых были люди разных слоев, в том числе и руководители различных предприятий. От них мы уже слышали, что чечены предлагают им уйти со своих должностей. Но до поры всерьез к таким требованиям не относились. После этого демонстративного похищения настроения переменились. Похищение происходило нагло и открыто. Среди рабочего дня, во время обычных занятий вооруженные чечены прошли в кабинет ректора, вывели его, запихнули в машину и уехали. Свидетели, которые там оказались, всё «забыли» и отказались что-либо говорить. Через несколько месяцев официальных поисков где-то якобы нашли сожженный труп, но настоящей правды мы, видимо, не узнаем никогда. Только в одном можно не сомневаться: смерть Канкалика была ужасной, ведь попасть в руки зверей в людском обличье страшно.
Каждый день ходим на работу, обсуждаем новости, и все время состояние какого-то сна. Нереальности происходящего. Вроде всё, как всегда, но что-то угрожающее висит над головой. Стали постреливать. Магазинные полки начинают пустеть. Продуктами можно запастись только на базаре. Цены растут, но денег практически нет. Взять из сберкассы свои кровные, те, что откладывались годами на «черный» день — невозможно. Вечером город пустеет. Где-то вспыхивают перестрелки. Кто с кем воюет, неизвестно. Те, у кого есть огороды или дачные участки, отваживаются на вылазки к ним только в дневное время, но часто безрезультатно. Урожай уже кем-то собран, а от сторожей ничего толком не добьешься. Да и что может сделать дедуля с двустволкой против бандитов, вооруженных современным оружием? Забиться в свою хибару и молиться о том, чтобы его не тронули.
Ко мне на работу позвонил отец.
— Ты был прав, срочно ищи, кому продать нашу квартиру, мы с матерью хотим уехать.
— Дозрели?
— По телефону говорить не хочу, приезжай.
Хрущевка моих родителей стояла в центре, на улице Партизанской, напротив Художественного фонда республики. С четвертого этажа они собственными глазами наблюдали картину, которая со временем стала обычной в разных местах города. Возле здания фонда проходили несколько русских парней. Мимо них проехала «Волга», потом остановилась. Из нее выскочили несколько вооруженных чеченов и буквально в упор изрешетили ребят из автоматов. Потом не спеша сели в машину и так же не спеша уехали. Ни о каких мафиозных разборках речи быть не могло, у нас такого никогда не водилось. После увиденного до родителей наконец дошло, что такое «независимая Ичкерия». Они оба прошли войну, воевали, но эта картина потрясла их своей бессмысленной жестокостью.
Знакомых среди чеченцев у нас было много, но выбрать из них наиболее подходящего покупателя, чтобы за эти же деньги не пришлось платить собственной жизнью, оказалось непросто. Но все-таки через неделю вопрос был решен. Один из наших приятелей, преподаватель университета, интеллигентный парень нашего возраста, с удовольствием воспользовался возможностью. У него возвращались из России родственники, и символическая стоимость квартиры (цены уже сильно упали из-за оттока населения) их только обрадовала. За несколько дней перед продажей квартиры отец попросил меня перегнать его машину — «пятерку» к родственникам в Прохладное. Сам он водителем был аховым и такого пути просто не осилил бы. Это путешествие было очень рискованным, ведь часто у нас убивали водителей даже за более старые машины. Но выхода не было. Отец с ней расставаться не хотел, это была его любимая игрушка, которую он смог купить, честно отработав всю свою жизнь.
Собирался я недолго. Положил в багажник две канистры бензина, так как перебои с бензином были уже довольно часты, для маскировки — старую сеть, еще какой-то рыбацкий хлам и две бутылки водки в бардачок. Эта «валюта» всегда была в ходу. Утром, пораньше, пришел в гараж, перекрестился, хоть и был еще некрещенным, и стартовал. Самое страшное и рискованное — пересечь нашу границу.
До поста, отделяющего Чечено-Ингушетию от Осетии, я доехал часов в десять утра. Старался специально не слишком рано, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания, а так, чтобы кaкое-то движение уже началось. Подъезжал тоже не очень быстро. Как назло, ни одной машины на дороге не было, да и кому охота шляться, чтобы на пулю нарваться. Не повезло. От костра, горевшего невдалеке, окруженного кучкой людей, встала фигура и, пошатываясь, пошла ко мне. Чуть не волоком, за ремень, он тащил автомат, а возле отдыхающих стоял крупнокалиберный пулемет, направленный вдоль дороги по направлению к Осетии. Конечно, если нажать на газ, то через несколько секунд я смогу оторваться на сотню-другую метров, и он вряд ли попадет, реакция у него не та, но пулемет установлен уж очень удачно, и дальность стрельбы у него куда больше. Пришлось тормозить и сделать лицо как можно радостнее. Вышел из машины. «Джигит» с опухшим, небритым лицом даже не смотрел на меня.
— Что в багажнике?
Увидел канистры.
— Вино?
— Да нет, бензин, на рыбалку еду, где там заправляться?! А водку, конечно, прихватил, какая же рыбалка без водки?
Только тут «джигит» поднял на меня глаза, правда, не знаю, видел он меня или нет, настолько его взгляд был бессмысленным.
— Водка — это хорошо, а то у нас кончилась.
Я мгновенно нырнул в бардачок и протянул ему обе бутылки. Он схватил их и, уже отворачиваясь от меня, сказал:
— Будешь ехать обратно, вина прихвати…
Стараясь не спешить, я сел в машину, завел и медленно тронулся с места. Стал плавно набирать скорость, все больше и больше. Вперед я практически не смотрел, дорога пустая, только в заднее зеркало, не встает ли кто от костра к пулемету, и все время наращивал и наращивал скорость. Несколько километров, разделяющих посты Чечни и Осетии, я пролетел мгновенно, как мне показалось, хотя это были и самые долгие секунды в моей жизни. Когда я оторвал взгляд от зеркала, то увидел впереди осетинский пост, бетонные блоки поперек дороги, на обочинах «ежи» и поперечные нашлепки на асфальте. Сразу начал тормозить, но скорость была огромной. Еще метров двадцать-тридцать я чувствовал себя как на гигантском вибростенде, с трудом удерживая руль. Наконец машина в последний раз подпрыгнула и заглохла. Приехал… От поста ко мне уже бежала цепочка людей в милицейской форме, на ходу передергивая затворы автоматов. Я поспешил выйти и сразу поднял руки. Старший из них, осетин, посмотрел на мои номера, потом на лицо и сказал:
— Русский? Из Чечни?
Мне оставалось только кивнуть головой. Автоматы опустились.
— Помощь нужна?
— Нет. Хочу только осмотреть машину, ей здорово досталось.
Осетин заулыбался.
— Штраф за превышение я тебе выписывать не собираюсь, хотя несся ты как на гонках. Страшно было?
Я неопределенно пожал плечами.
— Ничего, теперь не волнуйся, езжай спокойно. Все в порядке, ты не первый оттуда.
Помахал автоматчикам рукой, сел в машину. Прополз между блоками и постом и, уже не спеша, поехал дальше. Когда проезжал мимо следующего поста, меня даже не остановили, хотя внимательно смотрели. Видимо, им сообщили с того поста. В Прохладном поставил машину к родственникам в гараж, оставил им ключи и документы на машину и вечером сел на проходящий поезд в Грозный.
Через несколько дней погрузили вещи родителей в контейнер. Очень трудно было достать билеты, но пришлось напрячься, много переплатить. За продающими квартиры охотились. Только наивные люди могли оставаться в городе после продажи. И часто к таким приходили ночные гости. Родители попросили, чтобы я проводил их к родственникам в Рязань. Доехали без проблем. Когда в Рязани мы вышли на перрон, нас охватило какое-то странное чувство. Мы отвечали на вопросы, но чувство нереальности происходящего нас не покидало. И только когда мы сели за накрытый стол, наконец-то поняли, в чем дело. Ведь нигде мы не видели бесчисленных вооруженных людей — ни в штатском, ни в пятнистых комбинезонах, мы просто отвыкли от нормальной, мирной жизни. Конечно, в Грозном нe было войны, но город был фронтовым. Мать спросила меня: