Мрачные сказки - Ши Эрншоу

Но мой взгляд привлекает еще кое-что. В стороне от тропинки, в нескольких футах от журчащего ручья. прислонившись к вязу, сидит девушка. Моя сестра! У ее ног – лужа крови. Подбежав к Би, я падаю рядом с ней на колени, стараюсь отыскать рану. Но когда я трогаю ее икру, заляпанную ссохшейся кровью, сестра, вздрогнув, поджимает ноги под себя, вытягивает вперед руки и заводит кверху глаза, пытаясь сообразить, что к ней прикасается.

– Это я, – спешу успокоить Би.

Ее рот приоткрывается, но с губ не слетает ни слова. Обняв ее рукой за талию, я помогаю Би подняться. Но стоит ей встать, как она вырывается из моих рук и опрометью бежит по лугу, мимо пруда, к дому.

– Би! – окликаю я сестру, двигаясь следом.

Но она не оборачивается и не отвечает. У крыльца я предпринимаю новую попытку:

– Би, что с тобой приключилось?

На этот раз она поворачивается, дрожащие пальцы хватают перила.

– Деревья продолжают растрескиваться, – отвечает Би.

Ее голос звучит хрипло, как будто она слишком долго рыдала или дышала полной грудью на холодном ветру.

– Мы сожгли шалфей, но пограничные деревья все еще больны.

Сглотнув, Би моргает и переступает с пораненной ноги на здоровую; из раны на ее икре снова течет кровь.

– Я их чувствую…

Я отшатываюсь от сестры, взгляд устремляется на ее руки, запачканные грязью.

– Ты прикасалась к деревьям?

На миг глаза Би широко распахиваются, но уже в следующую секунду она хлопает ресницами и поджимает губы. Так вот почему она не хотела, чтобы я до нее дотрагивалась! Чтобы помогла ей дойти до дома. Би сознает, что могла заразиться.

– Ты вышла за нашу границу? – снова пристаю я к сестре.

Но страшная догадка уже гложет мое сердце, расползается мурашками страха по коже.

– Ты прикасалась к ранам на деревьях, к их соку? – задаю я очередной вопрос, хотя понимаю: даже не дотрагиваясь до деревьев, только перейдя границу, Би подвергла себя риску.

Сестра обращает на меня свои невидящие глаза. Но они смотрят чуть в сторону, поверх моего плеча. И я немного сдвигаюсь влево, чтобы оказаться на одном уровне с Би. Скорее для себя, чем для нее. Ноздри сестры раздуваются.

– Да, – признается она.

Лаконично и уверенно. Между нами повисает тишина. Ее нарушают только единичные порывы ветра, треплющие лимонные деревья. Моя кожа продолжает покрываться крошечными бугорками, но внутри, как в топке, пылает жар. У меня есть выбор. Я могу побежать в Пастораль, рассказать всем, что моя сестра трогала кору больного дерева. А могу не делать этого.

Я разглядываю Би, ищу признаки болезни, кровь, обрамляющую лепестками диких цветов белки ее глаз. И наконец решаюсь уточнить:

– Ты уверена?

Возможно, Би попросту заплутала в Пасторали, не узнала места, куда забрела, и решила, что переступила границу. Возможно, она думает, что прикасалась к зараженному дереву, а на самом деле это был один из вязов у пруда; у них от старости кора грубая и потрескавшаяся. Легко ошибиться, когда твои глаза застит лишь темнота.

Но Би не отвечает. Отвернувшись от меня, она молча, еле волоча ноги, поднимается по ступеням, дотрагивается рукой до двери и уже готова перешагнуть порог. Как вдруг хватается другой рукой за живот. Как будто хочет защитить что-то в нем. Как будто она… Еще миг, и Би резко открывает дверь и ныряет в дом.

Напуганная, сомневающаяся, я замираю на пару секунд на крыльце, а потом захожу за ней следом. На кухне тепло, только ветер завывает в стрехах крыши. Похоже, собирается дождь… Би медленно бредет к лестнице.

– Что-то еще произошло? – спрашиваю я.

Сестра останавливается у нижней ступеньки, в глазах холод. Она больше не желает разговаривать. Ни о чем. В горле ком горечи: если бы были с ней ближе, если бы сестра мне доверяла, она бы рассказала мне, что случилось. Присела бы на диван и объяснила, почему не пришла прошлой ночью домой и не спала в своей постели. А вместо этого она застывает немой статуей у лестницы, схватившись руками за перила.

– Мне важно знать, что с тобой все в порядке, – поглядываю я на ее живот.

Гладкий лоб сестры прорезает вертикальная складка.

– Со мной все будет хорошо, – сквозь зубы цедит Би и, развернувшись, поднимается по лестнице, оставляя кровавые следы на ступеньках – красный шлейф, протянувшийся от задней двери до ее спальни.

Не заглянув в ванную, чтобы смыть с кожи кровь, Би заходит в свою комнату и падает на кровать. Я слышу скрип пружин прогнувшегося под ее телом матраса. Похоже, Би беременна. Вероятно, она носит в утробе ребенка Леви… Но что-то в тоне ее голоса, в том, как она реагировала, наводит меня на мысль, что в головке Би зреет план и делиться она им не желает. Моя сестра что-то замышляет.

Сунув руку в карман, я в который раз извлекаю из него маленькую серебряную книжечку с цифрой «3», выдавленной в металле. И крепко зажимаю ее в ладони – словно могу выдавить из нее правду, заставить раскрыть свою тайну. Пусть не всю, хоть крупицу правды. Но книжечка молчит. А я, как и сестра, могу быть инфицирована – с той ночи, когда Тео тащил меня до дома под дождем. Мы все можем быть инфицированы – и Тео, и Би, и я. И часовой механизм смерти уже начал внутри каждого из нас обратный отсчет.

Я подхожу к переднему окну. Небо почернело от дождевых туч. Но время еще есть – если я двинусь прямо сейчас, я успею до первых капель. Распахнув парадную дверь, я выбегаю из дома.

* * *

Дорога погрузилась в темень. Воздух насыщен влажностью. «Помните Мэгги». Эти слова снова и снова всплывают в моей голове; они прочно засели в мозгу. Помните, помните, помните… Кто хотел сохранить память о Мэгги? Кто написал эти слова в ее книге? Кто не желал, чтобы о ней забыли?

Я едва различаю в темноте ворота. Я редко прихожу на южную окраину Пасторали, где ворота блокируют выход на дорогу и где несет охрану по ночам, отсчитывая тянущиеся часы, Тео. Заметив меня в окошко, он быстро вскакивает с места и встречает на пороге сторожки.

– Что случилось? – спрашивает он, пропуская меня внутрь. Муж с тревогой смотрит на небо, уже затянутое тучами.

– Би выходила за нашу границу.

– Что?

– Она перешла вброд ручей и дотронулась