Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

Кто-то из джигитов, стоявших у дверей, весело хихикнул. Старуха тотчас переключилась на него:

— Смеетесь?! Это где же такое видано, чтоб в семейную жизнь врывались, будто на базарную площадь? Позор!.. Имея такую защиту, эта беспутная теперь совсем обнаглеет! Помнится, в наши годы, если жена провинится, всем аулом учили ее уму-разуму, нынче, гляжу, мужа пришли избивать!

— Никто не собирается бить вашего сына — не затем пришли, — ответил старухе Айтбай. — Но Джумагуль тоже человек. Зачем же вы с нею так?

Однако переговорить Гульбике невозможно.

— Ты раньше свою семью устрой, потом других учить будешь!

Джумагуль сидела, низко опустив голову, будто искала и не могла найти затерянную иглу. Турумбет молчал, только желваки играли на его скуластом лице.

— Ну, чего? Говори! — настаивал Туребай. — Будешь еще истязать свою жену?

Не дождавшись ответа, Айтбай сказал:

— Ладно, можешь не говорить. Мы тебя предупредили. Все!

Джигиты вышли. Вслед за ними, поманив за собой хозяина, поднялся и Дуйсенбай. Оставшись без свидетелей, он объяснил Турумбету свое странное поведение:

— Ты не удивляйся, что я заодно с этой шантрапой против тебя пошел. Так нужно. Я все хорошо обдумал... Понял, какая у них цель? Видят, что с мужчинами им не совладать, женщин стали на свою сторону переманивать!.. А все этот Айтбай воду мутит, новые порядки устанавливает. Тьфу, дурак, прости меня, господи! Думает, умнее всех! Молод еще нас учить! Кто пожил — знает: царь меняется, много шума бывает. Послушаешь, мир переворачивать будет! А пройдет время, глядишь — все его переворотные слова кочующим облачком обернулись: появились на небе и ушли без следа. Так-то, душа моя. Вот в чем она, мудрость жизни! Учись, пока я жив.

Чему он должен учиться, Турумбет, честно говоря, не понял. Но вывод сделал для себя ясный: Дуйсенбай всадил ему нож в спину и переметнулся на сторону шантрапы не просто так, а из каких-то особых, необычайно важных соображений. Турумбету померещилось даже, будто Дуйсенбай намекал на большее: от того, как наладится его семейная жизнь, зависит сейчас очень многое. Эта мысль польстила самолюбию Турумбета, и он решил, в конце концов, если нужно, принести себя в жертву и помириться с Джумагуль. Конечно, не навсегда — на время, потому что со временем Дуйсенбай обещал ему посватать другую жену... А может, он забыл об этом обещании? Или изменил своему слову?..

Турумбет заволновался:

— Бай-ага, вы говорили, в жизни мужчины семь периодов бывает. Когда для меня второй период наступит?

— Потерпи. Будет тебе и второй, и третий.

— Ну, если родит мне сына, я еще потерплю, если дочь — выгоню в тот же день. Вот ей-богу! Пусть тогда Айтбай берет ее себе, раз такой добрый!

— Умное слово приятно слышать! — похвалил Дуйсенбай. — Если родит дочь, выгоняй — никто тебе перечить не станет. Все будет тогда по обычаю, по шариату, по совести... А мы к этому времени кое-что для тебя присмотрим. Согласен?..

Перед Турумбетом открывались светлые дали. Они щекотали воображение, вызывали на лице блаженную улыбку. В таком безмятежном, умиротворенном состоянии духа он возвращался домой. И вдруг, будто гром среди ясного неба, его полоснуло сомнение:

— А если сын?..

Сомнения оказались напрасными: Джумагуль родила дочь.

В первый момент Турумбет огорчился — уж очень хотелось ему иметь сына. Затем из черных углов души поднялось чувство мстительной радости: сбылись его ожидания — теперь можно гнать ее из дому, никто не заступится! Но гнать не хотелось: то ли привык он уже к своей постылой жене, то ли беспомощная, крикливая малютка пробудила в его душе что-то новое.

Шли дни, Турумбет терпеливо сносил ночные крики младенца, укоризненно-насмешливые взгляды матери, его не раздражало даже молчаливое присутствие Джумагуль.

Так продолжалось больше месяца. Конец тихой семейной идиллии пришел внезапно.

Как-то утром, когда Турумбет еще спал, в юрту вошел сосед. Лицо его лучилось от счастья.

— Сын... — произнес он со смущенной, рассеянной улыбкой. — Заходи, пожалуйста, будь гостем.

Той был скромный, бедняцкий. Недостаток закусок восполнялся обилием шуток, остроумных присказок, задорного смеха. И только Турумбет сидел хмурый, скучный. Как назло какой-то весельчак, желая сделать приятное отцу новорожденного, воскликнул прямо над ухом Турумбета:

— Молодец Науруз! Недаром говорят, от льва родится львенок, от джигита — джигит!

— А от кого же девочки? — подхватил другой односельчанин.

— Сами знаете — не от льва и не от джигита! А?

Кругом рассмеялись. Турумбет помрачнел еще больше. Он уже не сомневался, что все эти шуточки нацелены в его сторону.

Не дождавшись окончания тоя, чего раньше с ним никогда не бывало, Турумбет поднялся и направился к выходу.

— Ты куда торопишься? — остановил его хозяин.

— Живот заболел.

Домой Турумбет вернулся злой и воинственный: подумать только, какие оскорбления приходится сносить ему из-за этой проклятой бабы! Да если б не она, дюжина джигитов бегала бы уже у него по юрте! Терпеть такое унижение!..

Турумбет переступил порог, готовый взорваться от малейшей искры. А искра — не верблюд: всегда найдется.

Укачивая на руках младенца, Джумагуль робко напомнила:

— Отец, нужно бы имя ребенку дать. Сколько ж ему ходить безымянным?

Третьего дня Джумагуль уже говорила об этом. Тогда Турумбет промолчал: откуда взять ему денег на приглашение муллы? Решил, ничего не случится — подождем немного... Сегодня этот вопрос привел в ярость:

— Проживет и без имени! Подумаешь! Назови хоть ослицей! Мне все равно.

— Как же вы так, отец? — кротко возразила жена. — Это ж ваша дочка!

— От льва родится львенок, от джигита — джигит! Она мне не дочь! Не моя! — уже кричал Турумбет.

— Чья же? — растерялась Джумагуль.

— А это у тебя спросить нужно, с кем нагуляла, пока меня не было?!

— Да вы... что вы говорите такое, отец?!

— Святая!.. Ну-ка, мать, скажи, с кем она тут путалась?

— Да разве за ней уследишь, сынок! — покряхтев, сказала старуха. — С Айтбаем видала ее... Опять же к соседу за айраном ходила... Кто ж