Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты не отвечаешь? — прошептала она хрипло.
— Да ведь я не знаю. Вы такая прекрасная, что мне хочется пойти за вами… как за звездой. Но если я хочу вспомнить о своем прошлом, может быть, лучше мне идти одному. Мне что-то говорит, что я должен быть один, что я всегда был один…
— Нет, это не правда! В течение трех лет ты почти не отходил от меня. Мы вместе переносили страдания, вместе боролись, вместе защищали свои жизни, ты столько раз спасал меня! Как же мне быть, если ты меня оставишь?
Она почти упала на край кровати в отчаянии от нагромождения горестных событий. Спрятав лицо в дрожавшие руки, она прошептала с болью в голосе:
— Умоляю тебя, Готье, не оставляй меня! Без тебя я же пропаду… пропаду!
Горькие слезы покатились из-под ее пальцев. Она почувствовала себя одинокой, покинутой всеми. Да еще этот монах, этот ходячий кошмар, призраком бродивший по замку. И надрывавшая душу ностальгия, страшная тоска по родному краю, по сыну, яростная ревность, которая грызла Катрин и переворачивала внутренности каждый раз, когда она вспоминала своего супруга. Теперь и Готье от нее отворачивался, он все забыл. Это было уже сверх всяких сил. Она услышала, как Готье лепетал:
— Не плачьте, мадам. Раз вы так расстраиваетесь, я поеду с вами…
Она подняла заплаканное лицо:
— Это похоже на жалость. Но ты же когда-то любил меня! Ты же жил только для меня, только мной… Если память тебе изменила, хоть сердце твое, по крайней мере, должно было меня узнать.
— Он наклонился к ней, заглядывая в нежнее лицо:
— Я так хотел бы вспомнить, — произнес он печально. — Вас полюбить нетрудно. Вы же так прекрасны! Можно подумать, что вас замесили на свете. А глаза у вас мягче и нежнее ночи…
Робкой рукой он взял молодую женщину за подбородок, поднял его, чтобы лучше рассмотреть бархатные зрачки, которые от слез сияли еще ярче. Взволнованное лицо нормандца оказалось теперь совсем близко от лица Катрин, и она более не смогла с собой совладать, совладать со своим желанием. Будто в ней звучал голос Хамзы, нашептывая ей: «Попробуйте разбудить в нем любовь…» Тогда она попросила Готье:
— Поцелуй меня!
И увидела, как он замялся. Тогда, потянувшись к нему, она сама нашла губы Готье, прильнула к ним и обняла обеими руками массивную шею. Сжатые губы не сразу ответили на. ее ласку. Потом Катрин почувствовала что губы Готье ожили, внезапно став пылкими, а руки нормандца сжали ее.
От его губ, которые теперь сильно и жадно завладели ее собственными, Катрин почувствовала вспыхнувшее в ней желание. Ведь уже столько времени она оставалась слишком благоразумной! Она всегда чувствовала к Готье глубокую нежность, и вот сейчас, когда она протянула к нему свои губы, она думала только о том, как произвести тот самый шок, способный возвратить ему память. Но теперь пробудилось ее собственное желание, которое отвечало желанию Готье. Катрин чувствовала, как в прижатом к ней теле оно разрасталось…. Яркой искрой ее пронзила мысль о супруге, но она с гневом отбросила ее. Нет, даже воспоминание о муже не мешает ей отдаться другу. Разве память об их любви не помешала Арно отдать другой свои ласки и поцелуи? Из охватившего ее чувства мести близкое удовольствие удесятерило в ней желание. Она заметила, что руки Готье не справляются с тесемками сложной шнуровки на платье. Она нежно оттолкнула его:
— Подожди! Не спеши так!..
Гибким движением бедер она выпрямилась, встала. Слабый свет свечи показался ей недостаточным. Ей захотелось, чтобы было много света, чтобы как следует осветилось ее лицо, ее тело, когда Готье овладеет им… Схватив свечу, она зажгла оба канделябра, стоявшие на ларце у стены. Сидя в кровати, он смотрел на нее, не понимая, что она делает.
— Зачем все это? Иди ко мне… — умолял он, протягивая к ней нетерпеливые руки.
Но она удержала его взглядом.
— Подожди, говорю тебе…
Она отошла на несколько шагов. Потом, заметив нож, лежавший на столе, она одним ударом разрезала свои тесемки и с радостной поспешностью освободилась от одежды: сбросила юбку из белого атласа, тонкую рубашку. Жаждущий взгляд следил за каждым ее движением, скользя по телу. Катрин чувствовала его взгляд на своей груди, на животе, на ягодицах и, словно лаской, наслаждалась им. Когда с нее спала последняя одежда, она, освещенная горячим светом свечей, потянулась, как кошка, потом, скользнув в кровать, легла и наконец протянула руки:
— Теперь иди ко мне!
И тогда он прильнул к ней…
— Катрин!..
Он крикнул ее имя, как призыв, в самый острый момент наслаждения и теперь, задыхаясь, в смятении смотрел на нежное лицо, которое держал в своих руках.
— Катрин! повторял он. — Мадам Катрин! Неужели я все еще вижу сон?
Волна радости захлестнула молодую женщину. Хамза был прав. Любовь Готье проснулась вновь и сотворила чудо… Мужчина, которого она обнимала, уже не был чужим, просто мужским телом, душа которого витала где-то далеко. Он вновь стал самим собой… И она уже давно не чувствовала себя такой счастливой. И когда он попытался отстраниться, она удержала его в объятиях и прижала к себе.
— Останься! Да, это я… Ты не во сне… Но не оставляй меня… Я тебе все объясню позже. Будь со мной! Люби меня… Этой ночью я принадлежу тебе.
Ее губы были так сладостны, так нежно и желанно было тело, которое Готье сжимал в своих объятиях! Обладать этой обожаемой женщиной было слишком давней мечтой, и эту мечту он слишком долго сдерживал. Ему все казалось, что он пробуждался от грез, но горячая кожа, одурманивающий аромат тела были поразительной действительностью. И он отдавался Катрин со страстью, опьянялся ею, как терпким вином, насыщал жажду как человек, бесконечно испытывавший ее. А Катрин, счастливая, удовлетворенная, с радостью отдалась этому урагану любви.
Между тем ей показалось, что происходит что-то странное. Она услышала, что дверь в комнату отворилась. Выпрямившись, она прислушалась, подав
