В годы большевисткого подполья - Петр Михайлович Никифоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так началась моя работа среди солдат-артиллеристов.
После поверок в батареях офицеры расходились по своим квартирам или отправлялись в клуб играть в карты. Я одевался в солдатскую форму и шел к солдатам. Собирались в сарае группой человек в тридцать. Зажигали огарок свечи. Слушатели усаживались вокруг меня. Говорил я главным образом о земле, о том, чего добивается наша партия в земельном вопросе. Во время одного из таких занятий я стал замечать, что мои слушатели один за другим исчезают: они словно таяли в темноте сарая. Оглянулся — позади меня стоит офицер и слушает. Я было испугался. Но, видя, что некоторые не уходят, я продолжал беседу. Во время беседы я несколько раз снимал фуражку.
Когда я кончил, офицер подошел ко мне и спросил:
— Какой вы батареи?
— Шестой, — ответил я неуверенно.
— А что же, у вас в шестой батарее у всех такие длинные волосы?
«Пропал», — мелькнуло у меня в голове. Я огляделся. Большинство солдат исчезло, оставшиеся плотно сгрудились вокруг меня и тревожно посматривали на офицера.
Он помолчал немного, потом сказал солдатам, чтобы они шли спать. Солдаты, однако, не пошли. Офицер с удивлением поглядел на них, но ничего больше не сказал и обратился ко мне:
— Вы слишком неосторожны, можете сами попасть и подвести солдат. Вы идите, — обратился он к солдатам, — а мне нужно поговорить с рядовым шестой батареи.
Солдаты переглянулись. Один из них сказал, что останется со мной. Все ушли, и мы остались втроем.
— Я уже давно наблюдаю за вашей группой и, как видите, накрыл вас… Я мог бы сообщить начальству, но я ограничусь только предостережением и советом прекратить политические занятия. И вам, молодой человек, советую бросить рискованное дело. Не всякий поверит, что вы солдат шестой батареи, тем более, что у нас такой и нет.
Офицер повернулся и ушел.
— Что теперь будет? — спросил я солдата.
— Не беспокойтесь. Он не донесет.
Но занятия мы все же перенесли за пределы батареи.
Однажды рабочие депо сообщили, что из России будут провозить группу женщин — политических каторжанок. Рабочие мастерских и депо решили устроить им встречу. Сделали большой букет цветов с красной лентой. Артиллеристы тоже хотели участвовать во встрече. Но в день проезда каторжанок артиллеристов отвели из города на учение. Рабочие с утра бросили работу и ждали. Телеграфисты сообщили, что арестантский вагон отцеплен на соседней станции и поезд идет без него. Поезд прошел. Через час на станцию на всех парах влетел паровоз с одним вагоном. Рабочие набросали на путь шпал, остановили паровоз, бросились к вагону. Один рабочий проник в вагон и вручил каторжанкам букет. Солдаты карательного отряда начали разгонять рабочих прикладами. Рабочие отбивались палками, камнями. У нескольких солдат отняли винтовки и разбили их о рельсы. Солдаты открыли стрельбу. Несколько рабочих было ранено. Паровоз двинулся. Рабочие вывели из депо другой паровоз, прицепили два вагона и устремились за ушедшим поездом. Вдогонку им выехали каратели. На следующей станции рабочие устроили митинг. Каторжанки говорили из окон вагона. Подъехавшие солдаты арестовали всех рабочих, посадили в вагоны и привезли в Нижнеудинск. Артиллеристы, услыхав стрельбу на станции, бросили учение и, кто на лошадях, кто пешком, бросились на вокзал. Но там уже все кончилось. Узнав, что каратели атаковали рабочих, артиллеристы заявили: «Карателей из Нижнеудинска выживем».
Во время стычки на станции несколько рабочих было ранено, но не тяжело. Убитых не было. Рабочие уговаривали артиллеристов пока ничего не предпринимать. Солдаты послушались и вернулись в казармы.
Рабочие приостановили работы и ожидали возвращения товарищей. Каратели привезли рабочих, но из-под ареста их не освобождали. Рабочие заявили начальству, что депо и мастерские не приступят к работе до тех пор, пока не освободят арестованных. Через несколько часов арестованных отпустили.
Это событие встряхнуло рабочих. Они опять почувствовали свою силу. Артиллеристы по своей инициативе устроили митинг и потребовали увести карателей из Нижнеудинска. Мы выпустили прокламацию по поводу действий карательного отряда.
На следующий день были обнаружены двое убитых солдат-карателей. Начальство приказало усилить патрули. Но ночью из засады были убиты трое солдат из патруля. Начальство струсило. Карательный отряд был передвинут из Нижнеудинска на следующую большую станцию. Артиллеристы сдержали слово: выжили из Нижнеудинска карателей.
Партийная организация постепенно укрепилась, политическая работа среди рабочих и солдат наладилась. Мы с Виктором решили, что нам дольше оставаться здесь не следует. Я послал в Красноярск полный отчет и просил разрешения выехать в Иркутск. Там жил мой брат. К нему я и направил Виктора. Из Красноярска мне прислали явку и денег.
Я выехал в Иркутск. Повидав брата, я не стал задерживаться здесь. Владелец электростанции Поляков, у которого я когда-то работал, предложил мне поехать в Читу на установку городской электростанции. Я согласился, и мы с Виктором выехали с явкой в читинскую организацию.
В Чите я пробыл четыре месяца. Жил на квартире у вдовы Криворучко, причастной к революционному движению, партийную работу вел в ремесленном училище, где организовал кружок молодежи, который собирался в доме Криворучко.
В Керчь я послал письмо Андрею, просил написать, как идут дела. Андрей ответил мне, что развернулось движение среди грузчиков порта, что партийная группа настаивает на немедленном моем приезде в Керчь.
Читинская организация разрешила мне и Виктору выехать.
Проезжая через Иркутск, я решил заехать в родное село повидать своих стариков. Мать и отец, оба уже дряхлые, доживали свои дни в покосившейся хатенке. Грустно было глядеть на опустевший двор: ни коровы, ни лошади, ни птицы, только старый подслеповатый пес вяло тявкнул на нас с Виктором. Старики плакали от радости.
— А мы уж не надеялись и увидать-то тебя!.. Слухи разные, что повесили тебя, расстреляли. Мы не знали, чему и верить, а сами ждем, всё ждем: может, еще жив и приедет. Вот и дождались!..
Говорила больше мать. Отец молчал, не спуская с меня глаз.
Мать уговаривала меня «остепениться», жениться. Отец махал рукой:
— Ну-ну, старуха, не надо. Пусть живет, как ему положено. Спасибо, что не забыл нас.
Простившись со стариками, мы уехали.
В Харькове мы с Виктором расстались: он отправился в Киев к матери. Больше мы с ним не встречались.
ОПЯТЬ В КЕРЧИ
Я приехал в Керчь. Партийный комитет за это время не переизбирался, и я вновь включился в его работу.
В центре нашего внимания по-прежнему стояли грузчики.
