В годы большевисткого подполья - Петр Михайлович Никифоров

— А где же нам, по вашим казармам, что ли, шляться? Работы, чай, не дадите, — смело вступил в пререкания Виктор. Я отмалчивался.

— Знаем мы вас, работничков! Павло, прими их да пошарь, нет ли чего.

Павло нас тщательно обшарил и заглянул в узелок.

— Что там? — спросил унтер.

— Сподники да хлеб… — Он отпихнул узелок ногой. — Забирай!

Я взял узелок. Ждем, что будет дальше.

— Павло, — сказал унтер, — отведи их на станцию. Там сдашь жандарму.

Поднялось солнце. Под конвоем двух стражников и Павло мы тащились вдоль насыпи. Шли долго. Во рту пересохло, губы потрескались, налитые свинщхм ноги еле передвигались. Отдыхать не давали. К полудню мы добрели до станции. Нас заперли в арестантской комнате. Через некоторое время дверь открылась, и жандарм пропустил к нам торговку, которая поставила на стол молоко и хлеб.

— Поснидайте, хлопцы.

— От добрая душа! — воскликнул Виктор. — Сколько это, бабуня, стоит?

Сторговались, поели хлеба, запили молоком. Когда покончили с едой, жандарм выпроводил торговку и сел за стол.

— Ну, давайте ваши документы, — сказал он, — и говорите, зачем вы были на мельнице.

— Ясно, зачем: не хлеб молоть завозили, — ответил я.

— Знаю, что не хлеб, потому и спрашиваю.

— Работу ищем.

Жандарм постучал в стенку. Вошел другой жандарм.

— Что, поймал?

— Стражники привели. Таскают кого попало. Ты, Василий Иванович, довези их до Курска, а там пусти на все четыре стороны. А если еще появятся в нашем районе — упрячем.

Через полчаса подошел поезд. Подхватив узелок, мы в сопровождении жандарма вошли в вагон и удобно разместились в служебном купе. Жандарм сейчас же забрался на верхнюю полку и лег спать, а мы устроились внизу.

В Курске мы сошли с поезда. Денег осталось всего два рубля. Ехать надо было через Воронеж. Решили опять двигаться пешком, а где удастся — на товарных поездах.

Однажды мы залезли в пустой товарный вагон, закрыли дверь и улеглись спать. Проснулись ночью. Поезд замедлял ход. Открыли дверь. Вдали сверкало много огней.

— Кажется, Воронеж, — сказал я.

— Похоже, как будто мы не вперед, а назад едем, — заметил Виктор.

— Это тебе со сна кажется…

Наконец подъехали к станции. Вагоны тихо прокатились мимо перрона.

— Саратов! Вот те фунт! — воскликнул Виктор.

В Саратове мы прочно сели на мель. Деньги кончались. Явки не было. Стали раздумывать, как нам добраться до Самары. Решили продать мое пальто. Пошли на барахолку. Там нас встретил высокий блондин с русой шевелюрой и огромным носом, должно быть пропившийся барин.

— Эй вы, иностранцы, сколько за хламиду?

— Не хламида, а пальто. Пятнадцать рублей.

— А трешку не хочешь?

— Не берешь — не вяжись!

— Пятерку получай — и катись с толчка!

— Десятку, — уступил я.

Мы еще походили по базару, но никто не хотел покупать мое пальто. Продали мы его все-таки тому же «барину» за шесть рублей.

Я шел с толчка и ругался. Жалко было пальто, почти даром отдали.

— Не удивляйся, Петр, ведь это Саратов. Тут, брат, под липку разделывают, — говорил Виктор.

Пошли на пристань. Решили ехать на пароходе. Хотя медленнее, зато дешевле.

— Сколько стоит билет до Самары?

Кассир посмотрел на нас через очки и как бы нехотя ответил:

— Четыре восемьдесят.

Нехватит наших денег. Пошли к капитану, может, уступит.

Я поднялся на мостик парохода.

— Здравствуйте, господин капитан!

Капитан посмотрел на меня и ничего не ответил.

— Мы к вам с просьбой, — продолжал я. — Мы безработные, денег у нас семь рублей. Нужно доехать до Самары. Сделайте скидку.

— Нельзя!

— Мы поможем работать в пути.

— Работать? А что вы умеете?

— Я — электромонтер, а товарищ — слесарь.

— Электромонтер? Электрическое освещение поправить можешь?

— Могу.

— А мы всю ночь шли без огня. Монтера не найду никак. А ну, посмотри и скажи. Можешь исправить — обоих даром довезу и обед дам.

Я осмотрел динамомашину и проводку. Провозившись часа полтора, я нашел и исправил повреждение.

— Вот молодцы! — воскликнул капитан. — Вот хорошо! Кок, накорми ребят! Боцман, отходим!

Поплыли. Медленно уходили назад низкие берега С приволжских лугов тянуло прохладой. Волга мерно катила свои воды в далекий Каспий. Пароходные колеса глухо ударяли по воде. Гудки эхом разносились по окрестным берегам.

Мы благополучно прибыли в Самару.

Самарская организация ушла в глубокое подполье. Через Самару недавно проехала карательная экспедиция Меллера-Закомельского и произвела некоторые

опустошения в рядах социал-демократов, особенно среди железнодорожников. Меня попытались устроить в железнодорожное депо, но не удалось: слишком строга была проверка. Таким образом, осесть в Самаре нам не пришлось.

В Самаре в то время организовалось Средневолжское бюро РСДРП; по его решению нас направили в распоряжение уфимского комитета.

Получили явки и поехали в Уфу. Начиная от Самары, чувствовались следы кровавой расправы царских опричников с участниками революции. Рабочие держались замкнуто и необщительно. В Кинели каратели расстреляли большевиков, руководивших движением рабочих. На всех крупных станциях стояли эшелоны с солдатами. Это были отряды «усмирителей».

В Уфе нас приняли с радостью.

— У нас так «выскребли», что на уральские заводы послать некого, а там сейчас брожение среди рабочих. Отдохните немного — и на Урал!

Три дня мы отдыхали в Уфе. Катались вечерами в лодке по Дёме, тихой, но глубокой речонке, окаймленной густой растительностью — яблонями, черемухой, ивой. В комитете заготовили для нас литературу, дали нам явки и немного денег. Мы уложили литературу в котомки и покинули гостеприимную Уфу.

Путь наш лежал на Усть-Катав, а оттуда — пешком на Катав-Ивановские заводы, где мы должны были обосноваться.

Усть-Катав — небольшая станция. Хотя вблизи и находился крупный завод, но карателей здесь не было. Вся охрана станции состояла из пяти жандармов, да у станового пристава было столько же стражников.

Это обстоятельство нас обрадовало.

Осмотревшись на станции, мы спустились к речке Катав и расположились завтракать. Солнце пекло. На пригорке лениво валялись стражники, не обращая на нас внимания. Мы позавтракали, выкупались, выстирали белье, растянули его на траве для просушки, положили под головы котомки и заснули. Сквозь сон я почувствовал, что кто-то тычет меня в бок. Открыл глаза: надо мной стоял стражник.

— Чего вы тут нагишом развалились! Проваливай отсюда. Шляются тут…

Стражник еще что-то пробурчал себе под нос и ушел. Я разбудил Виктора.

— Вставай, братуха, «дух» прилетел. Неприлично, говорит, нагишом в таком месте обретаться. Приказал проваливать.

Мы оделись, вскинули за плечи котомки и пошли по берегу речки. Итти было прохладно и легко. Уральские горы, покрытые щетиной ельника, тянулись хребтами на север.

К заводу мы подходили уже под вечер. Из поселка навстречу нам выехал отряд стражников.