В годы большевисткого подполья - Петр Михайлович Никифоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И здесь «духи»! Сколько же этой нечисти развелось на Руси!
— Кажется, сели, — невесело ответил я.
Шли, однако, не останавливаясь.
Стражники подъехали и окружили нас.
— Предъявите документы. Зачем на завод прете? — спросил старший.
— Зачем? Работы ищем.
Старший вернул нам паспорта, скомандовал, и стражники поскакали обратно к заводу.
— Кажется, пронесло, — с облегчением проговорил я. — И как это мы, идиоты, не спрятали наши тюки в лесу… Смотри!
Один стражник ехал к нам. Подъехал и скомандовал:
— Идем за мной! Старший велел доставить вас в канцелярию.
Под конвоем стражника мы шествовали мимо завода. Рабочие, только что окончившие работу, выходили и с любопытством рассматривали нас.
Пришли в канцелярию. За столом сидел урядник. Он внимательно посмотрел на нас:
— Откуда, пташки?
— Из Самары.
— Зачем сюда пришли?
— Работы ищем.
— Документы смотрел? — обратился он к старшему стражнику.
— Смотрел. В порядке, кажись.
— Давайте.
Мы подали наши документы. Он внимательно просмотрел их и вернул нам обратно.
— Что в котомках?
— Известно что — хлеб, бельишко.
— А ну, посмотрите, — обратился он к стражникам.
Стражники запустили в котомки свои лапищи. Один извлек пачку прокламаций, а другой — книжки. Литературу свалили на пол. Урядник глядел на нее, вытаращив глаза.
— Вот так бельишко! — воскликнул он и стремительно выскочил из-за стола. Нагнувшись над пачками, он с азартом начал в них рыться.
— Смотри, прокламации! — он поднял руку и потряс пачкой прокламаций. — Во-от они! Попались, голубчики! Пахомов! Две тройки, живо!
Один из стражников опрометью выскочил из канцелярии. Урядник, казалось, совсем забыл о нас. Он выбирал из кучи листовки, брошюры и внимательно их рассматривал.
— Запрещенные, запрещенные все! А вот еще прокламации, еще… «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и восклицательный знак… Что же это такое? Забастовочку на заводе хотели устроить? Так, что ли?
— Зачем забастовочку? Мы этими книжечками торгуем, — ответил Виктор.
— Торгуете? Где это видано, чтобы прокламациями торговали? Городишь, парень.
— Чего, городишь? Торгуем, и все. Разве мало книгонош с книжками да листовками разными ходит?
— Книгоноши? Так те евангелия да молитвенные листки продают, а вы что?
Я с трудом сдерживался от смеха. Урядник, наконец, уразумел, что над ним издеваются.
— Ты, тово, не городи мне! Книгоноша нашелся…
— Готово, ваше благородие, — доложил вошедший стражник.
К канцелярии подкатили две тройки, запряженные в тарантасы. Стражники сложили в котомки всю нашу литературу, связали нам за спину руки и усадили в тарантасы. Со мной сел урядник, а с Виктором — стражник. Двенадцать конных стражников окружили нас кольцом, и мы помчались прямиком, через горы.
В Усть-Катаве нас сдали приставу. Стражник, поставленный караулить нас, спросил, есть ли у нас деньги, и предложил купить что-нибудь поесть. Мы дали ему денег. Он принес нам хлеба и колбасы, оставив у себя сдачу. Поев, мы улеглись на нарах. Виктор вдруг расхохотался.
— Ну и везет же нам: по Волге везли бесплатно, а здесь на тройках катают!
— Посмотрим, куда нас дальше повезут. Хорошо, что карателей близко нет, а то, пожалуй, недалеко бы уехали…
Вошел пристав.
— Здравствуйте, господа агитаторы!
Мы молча ждали.
— Я вас допрашивать не буду. Завтра сдаю новому становому приставу. Вам с ним придется иметь дело, — проговорил он как бы с сожалением.
На следующий день, к вечеру, нас вызвал становой пристав и стал задавать вопросы. Но мы сразу же заявили ему, что, собственно, спрашивать нас ему не о чем.
— Да, да… По вашему багажу и так ясно, что тут говорить.
Пристав медленно перебирал прокламации и брошюры и искоса поглядывал на нас.
Мы сидели молча и ждали, что будет дальше. Наконец пристав заговорил:
— Я только что вступил в управление станом, и мне не хотелось бы омрачать первый день моей службы. Поэтому я не посажу вас в тюрьму, а вышлю из пределов моего стана, за границу Урала, в Сибирь. А чтобы вы меня не обманули, вас до Кургана проводит мой стражник.
Мы не возражали.
Через полчаса, в сопровождении не одного, а Двух стражников, мы ехали в поезде по направлению к Сибири. Отъехав немного, стражники вышли и больше не возвращались… Мы уже одни доехали до Кургана. Решили, что Виктор вернется в Уфу, расскажет все, получит явки, а я буду ждать его в Кургане. Через три дня Виктор вернулся, привез явку в Красноярск, в Сибирский союз РСДРП. Туда мы и направились.
В Сибирском союзе нам предложили поехать в Нижнеудинск — восстановить там партийную организацию, разгромленную Меллером-Закомельским, и наладить работу среди солдат артиллерийской части.
Получив явки, мы поехали в Нижнеудинск. Там мы нашли остатки организации: всего несколько человек. На станции стоял эшелон солдат карательного отряда… Настроение рабочих было подавленное: много товарищей было повешено и расстреляно. На соседней станции Тайшет незадолго до нашего приезда расстреляли несколько человек. Мы собрали группу партийцев, решили выяснить сначала настроения рабочих мастерских и депо, а потом уже наметить план действий, созвать наиболее революционно настроенных и надежных рабочих и поговорить с ними.
Собрались в лесу, недалеко от станции. Сошлось сюда довольно много народа, человек шестьдесят. Это меня обрадовало. Настроение хотя и было подавленное, но рабочие заявили, что железнодорожников можно расшевелить.
Это было необычное собрание. Просто и задушевно говорили мы о тяжелом положении рабочих и о мерах, какие надо принять, чтобы не допустить общего упадка духа. Беседовали до зари.
На партийной группе обсудили, кого из участвовавших в собрании можно привлечь в ряды партии. Наметили человек восемнадцать. Поручили партийцам переговорить с ними. Все рабочие выразили желание вступить в партию и заявили, что надо спешить с созданием активной партийной организации. На первом же партийном собрании избрали комитет и разработали план работы. С партийной группой стал заниматься я.
Чтобы втянуть рабочих в политическую жизнь, мы начали систематически устраивать массовки. Тайга скрывала нас надежно.
Нашим активным помощником была дочь местного дьякона, Аня, к которой у нас была явка. Она некоторое время просидела в тюрьме, но была освобождена на поруки отца. Мы с Аней изготовили гектограф, на нем отпечатали прокламацию с призывом к рабочим не пасовать перед карателями и продолжать борьбу против самодержавия. Печатню мы устроили у студента Томского университета, который жил со старушкой-матерью. По ночам он печатал прокламации.
Появление прокламаций от имени комитета РСДРП вызвало среди рабочих оживление и всполошило жандармов. Власти были уверены, что революционная организация в Нижнеудинске разгромлена. Откуда же взялась эта прокламация? Произвели несколько обысков, но следов не нашли.
Наладив работу среди железнодорожных рабочих, мы занялись солдатами. В Нижнеудинске стояли четыре горные батареи. С