Талтос - Энн Райс

Эш добрался до бокового выхода раньше, чем его преследователи оказались у начала малой лестницы.

Он выскочил в ночь и быстро пошел по влажной траве, а потом, оглянувшись, побежал. Он бежал до тех пор, пока не очутился у металлической изгороди, которую легко перепрыгнул, а потом уже пошел шагом к своей машине и нетерпеливым жестом велел водителю открыть дверь и трогаться с места.

Машина быстро набирала скорость на шоссе. Эш откинулся на спинку сиденья и посмотрел на номер факса, записанный той женщиной на листке бумаги. Факс находился где-то не в Англии. Если память Эша не подводила, номер был амстердамским. Он снял трубку телефона, закрепленного на перегородке, и набрал этот номер.

Да, Амстердам.

Эш запомнил номер, потом сложил лист и сунул в карман.

Вернувшись в отель, он переписал номер для себя, заказал ужин, потом принял душ и стал терпеливо наблюдать за тем, как официанты отеля накрывают для него солидный ужин на застланном льняной скатертью столе. Его помощники, включая и симпатичную юную Лесли, обеспокоенно стояли рядом.

— Найди мне к утру другое место для проживания, — велел он Лесли. — Какой-нибудь отель, такой же хороший, как этот, но чтобы номер был намного просторнее. Мне нужен рабочий кабинет и несколько телефонных линий. Вернешься, когда все организуешь.

Юную Лесли, похоже, охватила бурная радость из-за того, что ей так доверились, и она умчалась, а следом за ней и остальные. Эш отпустил официантов и принялся поглощать огромную порцию пасты в сливочном соусе, холодное молоко и мясо омара, которое он не слишком любил, но которое хотя бы было белым.

После этого он улегся на диван, молча прислушиваясь к потрескиванию огня в камине и надеясь, что пойдет хотя бы легкий дождь.

И еще он надеялся, что Юрий вернется. Хотя вряд ли на то было похоже. Но он ведь и настоял на том, чтобы они задержались здесь, в «Кларидже», лишь потому, что надеялся, что Юрий еще раз доверится им.

Наконец явился Сэмюэль, пьяный, пошатывающийся. Его твидовый пиджак был переброшен через плечо, а белая рубашка вся измята. Только теперь Эш заметил, что рубашка была сшита на заказ, как и костюм. Вот почему они хорошо сидели на гротескном теле Сэмюэля.

Сэмюэль улегся у камина, неуклюжий, как кит. Эш встал, взял с дивана несколько мягких подушек и подсунул их Сэмюэлю под голову. Карлик открыл глаза, как будто даже шире обычного. От него несло спиртным. Потом он засопел, но это не вызвало у Эша неприязни, ибо он всегда любил Сэмюэля. Напротив, он мог бы поспорить с кем угодно, доказывая, что Сэмюэль обладает особой красотой, подобной красоте древних камней.

— Ты нашел Юрия? — спросил Сэмюэль.

— Нет, — ответил Эш, все еще стоявший на одном колене, так что он мог говорить почти шепотом. — Я не искал его, Сэмюэль. С чего бы я мог начать здесь, в Лондоне?

— Ай, не существует ни начала, ни конца, — сказал Сэмюэль с глубоким и отчаянным вздохом. — Я искал везде, где бывал. От паба к пабу. Боюсь, он намеревается вернуться туда. А они попытаются убить его.

— У него теперь много союзников, — сказал Эш. — А один из его врагов мертв. И весь орден настороже. Это должно быть на пользу Юрию. Я убил их Верховного главу.

— Зачем, черт побери, ты это сделал? — Сэмюэль с трудом приподнялся на локте и попытался сесть, но в конце концов Эшу пришлось ему помочь.

Сэмюэль теперь сидел, согнув колени, и хмурился на Эша.

— Ну, я это сделал потому, что тот человек был продажен и лжив. А в Таламаске не может быть продажности, не рождающей опасности. И он знал, что я собой представляю. Он думал, что я — Лэшер. Он воззвал к старшинам, когда я стал угрожать его жизни. Ни один преданный член ордена не стал бы упоминать о старшинах при постороннем и говорить то, что говорил он.

— И ты его убил.

— Собственными руками, как всегда. Это произошло быстро. Он не слишком страдал, и я там видел многих других. Но никто из них не знал, кто я. Так что тут можно сказать? Продажность почти на самой верхушке, возможно даже именно там, но знание не расползлось на все уровни. А если и просочилось, то в каком-то запутанном виде. Они не узнают Талтоса, когда его видят, хотя это дает им отличную возможность изучить экземпляр.

— Экземпляр… — повторил Сэмюэль. — Я хочу вернуться в горную долину.

— Разве ты не хочешь помочь мне, чтобы твоя долина оставалась нетронутой, чтобы твои противные маленькие друзья могли танцевать и играть на волынках, убивать ничего не подозревающих людей и вываривать в котлах жир из их костей?

— Ты очень груб.

— Вот как? Ну, может быть.

— И что мы теперь будем делать?

— Я не знаю, каков следующий шаг. Если Юрий не вернется к утру, полагаю, нам придется переехать отсюда.

— Но мне нравится «Кларидж», — проворчал Сэмюэль.

Он опрокинулся на спину и, едва коснувшись головой подушки, закрыл глаза.

— Сэмюэль, освежи мою память, — попросил Эш.

— Насчет чего?

— Что такое силлогизм?

Сэмюэль засмеялся:

— Освежить память? Да ты никогда и не знал, что такое силлогизм. Что ты вообще знаешь о философии?

— Слишком много, — сказал Эш.

Он пытался сам вспомнить. Все люди — животные. Животные свирепы. Следовательно, все люди свирепы…

Эш ушел в спальню и улегся на кровать.

На мгновение он снова увидел ту ведьму с прекрасными волосами, возлюбленную Юрия. Он представил себе, как ее обнаженные груди нежно прижимаются к его лицу, а ее волосы при этом накрывают их обоих, как некая роскошная мантия.

А потом он вдруг заснул. И ему снилось, что он шел через музей кукол в его собственном здании. Мраморные плитки только что отполировали, и он мог видеть все оттенки цвета и то, как эти оттенки меняются в зависимости от того, какой цвет находится рядом с ними. И все куклы в стеклянных витринах запели — современные, древние, гротескные, прекрасные… Французские куклы танцевали, и подолы их маленьких платьев раздувались при этом колокольчиками, а круглые личики сияли радостью. Величественные куклы Бру, его королевы, его самые драгоценные королевы, пели высоким сопрано, и их картонные глаза блестели в люминесцентном свете. Эш никогда не слышал подобной музыки. Он был счастлив…

«Сделай кукол, которые умеют петь, — подумал он во сне. — Кукол, которые умеют петь по-настоящему… Не как те старые, плохие механические игрушки, но кукол с электронными голосами, которые будут петь вечно… А когда настанет конец света, эти куклы будут по-прежнему петь в руинах».

Глава 10

— Никаких сомнений, — сказала доктор Залтер. Она положила на край стола папку из манильской бумаги. — Только случилось это не шесть недель назад.

— Почему вы так говорите? — спросила Мона.

Она ненавидела эту маленькую смотровую комнату, потому что в ней не было окон. От этого Моне казалось, что она задыхается.

— Да ведь срок у вас уже почти три месяца, вот почему. — Доктор подошла к смотровому креслу. — Вот, хотите сами проверить? Дайте мне руку.

Мона позволила доктору взять ее за запястье и положить ладонь на ее собственный живот.

— Нажмите посильнее. Чувствуете? Это ваш малыш. Почему, как вы думаете, вы уже носите такую свободную одежду? Вам уже не вытерпеть ничего тугого вокруг талии, так ведь?

— Послушайте, эту одежду купила мне тетя. Она там и висела, ну, там много чего висело… — Что это было такое?.. Ах да, хлопок, что-то черное для похорон, нечто изящное, к чему прилагались черно-белые туфли на высоком каблуке, со шнуровкой… — У меня не может быть такого срока, — заявила Мона. — Это невозможно.

— Вернетесь домой — проверьте свои записи, Мона. Я не ошибаюсь.

Мона села и спрыгнула с кресла, расправила черную юбку и быстро надела изящные туфли. Их не нужно зашнуровывать или расшнуровывать, хотя если бы тетя Гиффорд увидела, как Мона всовывает вот таким образом ноги в столь дорогую обувь, она бы завизжала от ужаса.

— Ладно, мне надо идти. Меня ждут на похоронах.

— Это не тот несчастный, что женился на вашей кузине, тот, которого сбила машина?

— Да, тот самый несчастный. Послушайте, Аннелле. Можем мы сделать такой тест, который позволяет увидеть плод?

— Да, и он подтвердит то, что я вам говорю: у вас не меньше двенадцати недель. А теперь послушайте, вы должны принимать все те добавки и витамины, что я вам даю. Тринадцатилетнее тело не готово к родам.

— Ладно, я хочу сразу назначить время теста, чтобы мы могли посмотреть на него. — Мона двинулась к двери и уже взялась за ручку, но остановилась. — Хотя, если подумать… Лучше не надо.

— А в чем дело?

— Не знаю. Давайте оставим пока все так, как оно есть. Эти тесты уж очень пугают, да?

— Бог мой, да вы побледнели!

— Ничего подобного! Я просто собираюсь упасть в обморок, как дамы в фильмах.