Талтос - Энн Райс

— Обещаю, — кивнул Райен. — Ты уверена, что можешь быть здесь одна? А что, если Эухении там нет?

— Это было бы уж слишком хорошо, — бросила Мона через плечо.

Два молодых охранника в форме стояли у ворот, и один из них только что отпер для Моны калитку. Она кивнула ему, проходя мимо.

Дойдя до парадной двери, Мона быстро вставила в скважину ключ и через секунду была уже внутри. Дверь за ней, как всегда, захлопнулась с тяжелым глухим стуком, и Мона прислонилась к ней, закрыв глаза.

Двенадцать недель! Абсолютно невозможно! Это дитя было зачато, когда она во второй раз переспала с Майклом. Мона знала! Знала так же точно, как многое другое. Кроме того, у нее просто никого не было между Рождеством и Марди-Гра! Нет, двенадцать недель даже не обсуждаются!

Надо подумать. Подумать.

Мона отправилась в библиотеку. Прошлым вечером сюда перенесли ее компьютер, и Мона пристроила его на правой стороне большого стола красного дерева. Теперь она упала в кресло и сразу включила загрузку.

Она быстро открыла файл /WS/MONA/SECRET/Pediatric.

— «Найти ответ на вопросы, — набрала она на клавиатуре. — Как быстро развивалась беременность Роуан? Имелись ли признаки ускоренного развития? Чувствовала ли она себя хуже обычного? Никто не знал ответов, потому что в то время никто и не знал, что Роуан беременна. А она выглядела беременной? Сама Роуан должна знать хронологию событий. Роуан может все прояснить, разогнать эти глупые страхи. И конечно, была вторая беременность, та, о которой никто не знает, кроме Роуан, Майкла и меня. А ты осмелишься спросить Роуан об этой второй…»

Глупые страхи. Мона оставила компьютер, откинулась на спинку кресла и положила ладонь на живот. Она не стала нажимать на него, чтобы почувствовать маленький твердый комок, который предлагала ей нащупать доктор Залтер. Она просто раздвинула пальцы и легко охватила живот, понимая, что он безусловно стал больше, чем когда-либо.

— Мое дитя, — прошептала Мона. И закрыла глаза. — Джулиен, помоги мне, пожалуйста…

Но она не уловила никакого ответа от призрака. Все было в прошлом.

Моне так хотелось бы поговорить со Старухой Эвелин, но Старуха Эвелин все еще оправлялась после удара. Ее окружали сиделки и всякое оборудование, установленное в ее спальне на Амелия-стрит. Она, пожалуй, даже не осознавала того, что ее перевезли из госпиталя домой. И было бы чистым безумием сидеть там и бормотать, изливая душу перед Старухой Эвелин, а потом вдруг понять, что Старуха Эвелин не поняла ни слова.

Никого, никого не было! Гиффорд…

Мона подошла к окну, к тому самому, что было так загадочно открыто в тот день, возможно Лэшером — Мона так и не узнала. Она всмотрелась сквозь зеленые деревянные жалюзи. Охранник на углу. Охранник на другой стороне улицы.

Мона вышла из библиотеки, шагая медленно, почти сонно, хотя и не знала почему. Разве что потому, что рассматривала все, мимо чего проходила. Когда она вышла в сад, он показался ей сияюще зеленым и густым, и весенние азалии уже почти готовы были расцвести, а тигровые лилии были уже покрыты бутонами, и индийская сирень покрылась крошечными листочками, отчего кусты выглядели огромными и плотными.

Все, что было открыто взгляду зимой, спряталось за растениями. Тепло пробудило все, и даже сам воздух дышал с облегчением.

Мона стояла у задних садовых ворот, глядя на дуб Дейрдре, на стол, за которым сидела Роуан, и на молодую зеленую траву, выросшую там, более яркую и уж точно более зеленую, чем трава вокруг…

— Гиффорд? — прошептала Мона. — Тетя Гиффорд!

Но она знала, что не хочет услышать ответ призрака.

Она на самом деле боялась открытия, некоего видения, ужасающей дилеммы. Она снова прижала ладонь к животу и так держала ее, теплую, крепко прижимая.

— Призраки исчезли, — сказала она. И вдруг осознала, что говорит не только сама с собой, но и с ребенком тоже. — Все кончено. Нам не нужно все это, тебе и мне. Нет, никогда. Они отправились сразиться с драконом, и, поскольку дракон убит, будущее принадлежит нам — тебе и мне. И тебе незачем даже знать о том, что случилось прежде, до тех пор, пока ты не вырастешь и не поумнеешь. Мне хочется знать, какого ты пола. Мне хочется знать цвет твоих волос… если они у тебя вообще есть. Мне хотелось бы дать тебе имя. Да, имя…

Мона прервала свой небольшой монолог.

Она почувствовала, что кто-то что-то ей сказал… кто-то совсем рядом что-то прошептал… лишь краткий обрывок фразы… и все исчезло. Мона не могла уловить это снова. Она даже обернулась, посмотрела вокруг себя, внезапно испугавшись. Но конечно же, никого рядом не было. Охранники держались поодаль. Так им было приказано, если только они не услышат сигнал тревоги в доме.

Мона прислонилась к железному столбику ворот. Ее взгляд снова упал на траву, потом на толстые черные ветви дуба. Молодая листва вырывалась на свободу сияющими пучками мятно-зеленого цвета. Прошлогодние листья выглядели пыльными и темными, готовыми, возможно, высохнуть и осыпаться. Спасибо небесам, дубы в Новом Орлеане никогда не бывали по-настоящему голыми. Но весной они возрождались.

Мона повернулась и посмотрела направо. За изгородью мелькнула чья-то голубая рубашка. Здесь было много тише, чем когда-либо. Может быть, Эухения отправилась на похороны Эрона? Мона надеялась, что это так.

— Никаких призраков, никаких духов, — сказала она. — Никакого шепота тети Гиффорд.

А хотелось ли ей в самом деле, чтобы это было? И Мона вдруг поняла, что впервые в жизни не знает. Но сама мысль о призраках и духах смущала ее.

Должно быть, все дело в ребенке, думала Мона, и в тех таинственных умственных переменах, что теперь в ней происходили, пусть даже на таком раннем сроке, готовя ее к малоподвижному бездумному существованию. Духи сейчас не были важны. А вот ребенок означал все. Прошлым вечером Мона очень много прочитала в новых книгах о беременности, обо всех физических и духовных изменениях в этот период и должна была прочесть еще многое.

Ветерок прокрался сквозь кусты, как он это делал обычно, подхватывая тут и там опавшие лепестки и бутоны, бросая их на пурпурные флажки, а потом растаял, утихнув. Неторопливое тепло поднималось от земли.

Мона развернулась и пошла обратно в пустой дом, в библиотеку.

Она села к компьютеру и начала писать:

«Ты не была бы человеком, если бы у тебя не было всех этих сомнений и опасений. Как можешь ты не гадать, все ли в порядке с ребенком или нет, при таких-то обстоятельствах? Без сомнения, этот страх как-то связан с гормонами, и это просто некий механизм выживания. Но ты же не бездумный инкубатор. Твой мозг, пусть даже переполненный новыми химическими элементами и их соединениями, все равно твой мозг. Посмотри на факты.

Лэшер с самого начала вел к несчастью. Без вмешательства Лэшера Роуан могла бы иметь абсолютно здорового и прекрасного…»

Мона остановилась. Но что это означало — вмешательство Лэшера?

Зазвонил телефон, испугав ее, даже, пожалуй, слишком. Мона поспешно потянулась к нему, не дожидаясь очередного звонка.

— Мона слушает, говорите, — сказала она.

На другом конце раздался смех.

— Черт знает что за ответ, детка!

— Майкл! Слава богу! Я действительно беременна! Доктор Залтер говорит — никаких сомнений.

Она услышала вздох.

— Я тебя люблю, радость моя, — сказал Майкл.

— Где вы?

— Мы в каком-то чудовищно дорогом отеле, в номере во французском стиле, и тут полным-полно мебели из древесины фруктовых деревьев. С Юрием все в порядке, но Роуан занимается его раной. Она начала воспаляться. Я хочу, чтобы ты подождала и поговорила с Юрием. Он немножко перевозбужден и говорит чепуху, но в остальном все нормально.

— Да, конечно. Я только не хочу, чтобы ты сейчас сообщал ему о ребенке.

— Конечно. Из этого ничего хорошего не выйдет.

— Давай мне ваш номер.

Майкл продиктовал ей номер телефона.

— Милая, а ты-то в порядке?

«Ну вот, опять то же самое. Даже Майкл понимает, что ты тревожишься… И он-то знает, почему ты можешь тревожиться. Только не говори ему ничего! Нет, ни слова!» Что-то внутри Моны внезапно замкнулось — из страха перед Майклом, единственным человеком, с которым ей так хотелось об этом поговорить, единственным человеком (за исключением разве что Роуан), которому Мона могла бы довериться.

«Будь осторожнее».

— Да, я в полном порядке, Майкл. В офисе Райена есть твой номер?

— Милая, мы же не собираемся исчезать.

Мона вдруг заметила, что уставилась на монитор, на вопросы, которые она так умно и логично сформулировала: «Как быстро развивалась беременность Роуан? Имелись ли признаки ускоренного развития?»

Майкл должен бы знать ответы. Нет, не надо.

— Мне пора, милая. Я позвоню позже. Мы все тебя любим.