Как убедить тех, кого хочется прибить. Правила продуктивного спора без агрессии и перехода на личности - Бо Со
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И наконец, мы напомнили себе, что все бремя аргументации по кейсу лежит на людях. Опыт озвучивания собственных идей с четким пониманием того, что они вот-вот будут оспорены, бывает разрушительным для любого, но особенно для тех, кого обсуждаемый вопрос касается лично. Мы как участники дебатов должны быть максимально внимательны к таким людям – и не потому, что это «снежинки», как принято в насмешку называть чрезмерно чувствительных людей, а потому, что это человеческие существа, представители биологического вида, от природы склонного к обиде и психологическому истощению. Нам нужно меньше заботиться о свободе выражения иного мнения, чем об ответственности за то, что это делается неправильно, без оглядки на чувства людей.
Эти контрольные списки – RISA для личных споров и политические аспекты публичных дискуссий – выглядели как настоящая обуза. Попросту говоря, они требовали от нас замедлить темп и обдумать ситуацию в самый разгар спора, именно тогда, когда нужна мгновенная реакция.
Один из моих наставников в университете, оказавших на меня самое большое влияние, литературовед Элейн Скарри, считала, что ситуации, требующие обоюдного согласия, выигрывают от «засорения» – разного рода препятствий и КПП, которые замедляют ход дискуссии и заставляют людей раз за разом подтверждать свое согласие. Например, брачные церемонии обычно предполагают широкие возможности для обоих вступающих в брак в последнюю минуту пойти на попятную (вспомните хотя бы о долгом и медленном проходе к алтарю), а необязательные медицинские процедуры часто включают периоды «на отдых», которые длятся неделями, а то и месяцами.
Профессор Скарри утверждала, что такие «засорения» особенно важны в конфликтных ситуациях. Если одними из целей коллективного существования становятся защита людей от разного рода ущерба и поддержание мира, то государство и его граждане могли бы принимать более серьезные решения, чем преднамеренно вредящие человеку. Именно этим объясняются, например, многоуровневые апелляции, отделяющие обвинительный приговор от наказания.
Исторические процедуры, регулировавшие дуэли, – например, codes duello эпохи европейского Возрождения – предусматривали сложную «хореографию», полную пауз и других возможностей для участников отказаться от продолжения конфликта. С точки зрения профессора Скарри, эта потребность согласия в конфликте играет крайне важную роль в борьбе против применения ядерного оружия, которое, обладая огромной разрушительной силой, исключает возможность рационального обдумывания.
Я собственными глазами видел подтверждение теории профессора Скарри, только в гораздо меньших масштабах. В среднем самой серьезной ссорой, с которой мы с наибольшей вероятностью сталкивались за день, становилась словесная перепалка. Такие споры истощают нас и причиняют боль. Но в них нет перерывов – ни малейшего шанса спросить, согласны ли мы вообще в них участвовать. Вместо этого мгновенно срабатывают синапсы, и из наших ртов вылетают жестокие и обидные слова. А вопрос о том, стоило ли вообще спорить и ссориться по этому поводу, обычно встает лишь потом, задним числом.
Для меня эти два контрольных списка – мой RISA и соображения, связанные с выбором тем для дебатов, – стали необходимым «засорением» в спорах. Цель была не в том, чтобы исключить любые споры, а в том, чтобы исключить неконструктивные дискуссии и сосредоточиться на вопросах, по которым действительно есть смысл спорить. В мире, где слишком много поводов для ссор и разногласий, мы должны иметь возможность выбирать свои сражения. Кроме того, скоро мне предстояло узнать, что время вдали от бесконечных споров может принести огромную пользу.
* * *Через несколько недель после описанного выше собрания, посвященного определению тем для дебатов, когда на наш кампус уже опустились осенние холода, я снова поймал себя на мыслях об этом занятии. Начиналось все довольно невинно, с поиска в интернете последних результатов лиги и видео раундов; затем начались долгие разговоры с Фанеле о славных деньках, когда мы вместе участвовали в дебатах. Ко Дню Колумба, второму выходному октября, я поймал себя на том, что по дороге на лекции и обратно постоянно проговариваю в уме разные идеи и риторические приемы.
Девять месяцев без дебатов пошли мне на пользу. Я отрастил волосы и начал регулярно заниматься спортом. А друзья, зная, что теперь я не уезжаю неизвестно куда на дебаты каждые выходные, начали чаще делиться со мной своими делами. Даже девушки не убегали от меня после первого свидания. Впервые с 2005 года, с тех пор как я десять лет назад начал заниматься дебатами, я ничего не выигрывал, и это было замечательно.
Но через некоторое время я начал очень скучать по некоторым аспектам этого занятия. Одна из распространенных претензий к нему, которую я совсем не разделял, заключалась в том, что дебаты лишь пустая болтовня. Как можно свести к двухчасовому обмену словами такие сложные вопросы, как, скажем, коммерческое суррогатное материнство или налоговая политика? Но время, проведенное в дебатах, показало мне, что тут все иначе. В повседневной жизни в разговорах на несколько пересекающихся тем – на оскорбительные идеи, на подстрекательские статьи в журналах и т. д. – я, как правило, реагировал мгновенно. А дебаты научили меня готовиться к обмену мнениями, выслушивать противоположные точки зрения и не отходить от обсуждаемой темы. Конечно, это занятие не такое точное и скрупулезное, как научные исследования, зато и не такое скучное.
Призы, полученные на дебатах, я засунул в комнате в общежитии на самый верх пыльной книжной полки, чтобы не бросались в глаза. Это были дешевые трофеи приблизительно одинаковой незатейливой формы: одна или две фигурки на подставке или кубке, стоящие за трибуной, явно выкладывая свои аргументы. Раньше я видел в этих призах только цвет – «золото» или «серебро» – и номер, указывающий на место в состязании. Теперь же я увидел людей, которые изо всех сил стараются, чтобы их услышали.
Несколько дней спустя я пришел в комнату Фанеле и попросил его стать моим партнером по дебатам на чемпионате мира в декабре. Я страшно боялся обращаться к нему с этим предложением, хоть меня и подбадривал немного тот факт, что ему хватило смелости сделать это двумя годами ранее, в наши первые дни в кампусе. Но я зря боялся. Фанеле, прежде чем радостно обнять меня, сказал только, что знал, что я вернусь. И мы начали готовиться; до начала соревнований оставалось менее двух месяцев. Мы ночами напролет изучали актуальные вопросы и анализировали видео прошлых дебатов. Даже на лекциях я постоянно думал о разных аргументах и остроумных речевых оборотах, но теперь я участвовал в этом перераспределении потерь и выгод добровольно.
В конце декабря, проведя Рождество с многочисленным семейством Фанеле в Атланте, мы сели на рейс в греческие Салоники. Когда самолет пошел на посадку, Фанеле признался, что, скорее всего, это будет его последний турнир. «Я страшно устал, чувак, – сказал он. – Это будет конец в любом случае».
Для тех, кто искал добрых предзнаменований, предвестники победы были налицо. Тезка Салоников, второго по величине города в Греции, а когда-то и во всей Византийской империи, была сводной сестрой Александра Македонского. Ее назвали так в честь победы (nike) в Фессалии, триумфа македонцев в самой кровавой битве за дошедшую до наших дней историю Древней Греции. Но встречались и знаки, предупреждающие о беде. Например, покровителя этого города, героического воина Деметриуса, пронзили копьем. На иконах этот молодой святой выглядел, конечно, весьма впечатляюще, но выражение лица его было на редкость печальным.
Первые двенадцать раундов тех состязаний мы с Фанеле прошли, как на легкой прогулке. Сила репутации и опыта дала нам мощный импульс, но мы-то знали, что сама по себе эта пара никогда не помогает пересечь финишную черту победителем. Спор перед достаточно большой аудиторией и достаточно справедливым судейством не оставляет ни одной стороне места, где можно было бы спрятаться. В дебатах ты должен доказывать, что чего-то стоишь, снова и снова, каждый раз.
К восьмому дню состязаний большинство команд прошли путь вышеупомянутого печального воина. «В живых» остались четыре команды: приветливая пара из Сиднейского университета, которую я знал со школы; ребята из Оксбриджа постарше, для участия в этом турнире поступившие в сербское учебное заведение под названием Visoka škola PEP; грозная
