Сердце русалки - Ида Миллер

Вскоре он смирился со своим положением. Русалка прокляла его — Густав не мог покинуть деревню. Но в этом был и плюс: шайка, которую он ограбил, проезжала мимо. Они остановились у монастыря в ту ночь, когда Густава сбросили с утеса, и расспрашивали про него. Монахи только покачали головой и сказали, что видели похожего человека, но он ушел из деревни. Разбойники пошли по следу дальше. Скорее всего, они сюда уже не вернутся, и он был прав, они действительно никогда больше в поместье не возвращались.

Густав построил дом, который быстро оброс двором, скотиной. Он тоже стал работать на поле вместе со всеми, хотя отношения с местными не клеились, да и с бароном тоже. Густав не умел по-хорошему, и его склочный, неприятный характер, зачастую вздорное и агрессивное поведение только отталкивали людей. Густав с негодованием думал о том, что ему придется вот так всю жизнь прожить на поле, бобылем, что ему грустно и одиноко. Но эта проблема как-то быстро решилась. Через пару лет, как он обосновался в деревне, к нему заявилась приятной наружности вдовушка, которую Густав уже встречал как-то на ярмарке, и муж которой умер достаточно давно, детей у них не было.

— У меня хозяйства много, ты одинокий, я одинокая, давай жить вместе, так легче будет, — сказала она, держа перед собой малиновый пирог, который она приготовила накануне, чтобы не приходить в гости с пустыми руками.

Густав почесал затылок и не раздумывая согласился. Вдовушка была старше его на пятнадцать лет, она хорошо выглядела и имела приятный, добрый характер. Они стали жить вместе, и, как ни странно, темпераметром сошлись. Мягкость и холодный рассудок жены уравновешивал взбалмошность и импульсивность Густава. После женитьбы он как будто подобрел и даже стал общаться с соседями.

Детей с первым мужем его жена не нажила, но вот с Густавом ситуация изменилась. Несмотря на возраст, в котором часто ее ровесницы уже становятся, бабушками, она быстро забеременела. Но увы, выкидыш. Через год еще один выкидыш. Через год еще один. Жена сильно страдала по этому поводу, она даже скопила денег, чтобы съездить в столицу к опытному городскому врачу, который не нашел у нее проблем. После четвертого выкидыша жена совсем упала духом. Она сильно похудела и осунулась. Она дала именам всем своим погибшим детям, часто фантазировала, какого они пола, какими бы они выросли. Она вязала пинетки как будто для своих детей, которые потом раздаривала родившим соседкам. Женщины в деревне жалели ее. Никто не любил Густава, но к жене его относились хорошо, и не желали ей такой судьбы.

После четырех неудачных беременностей Густав решил больше не мучить жену. Видел, как она каждый вечер плачет и зажигает лампадки у них на кухне, молится своим святым. В ту ночь, когда слезы жены настолько прожгли его сердце, Густав зарекся пытаться завести с ней детей. Он мог бы пойти к ведьме на попятную, чтобы вымолить у той прощение хотя бы ради жены, но гордыня не позволяла.

Однако в эту щекотливую ситуацию вскоре вмешался случай. В начале марта по деревне разлетелась ужасная новость: корова лягнула одну из крестьянок прямо в голову. Несчастная женщина погибла на месте, и, мало того, своей внезапной смертью она сделала сиротой пятилетнего сына. Родственников у мальчика не было — отец его умер уже давно, а о другой родне никто и не слыхивал. Конечно, сразу же встал вопрос, что с ребенком делать. Как только слухи о несчастной сиротке облетели деревню и дошли до Густава с женой, они переглянулись и, будто сговорившись мысленно, оба поняли, что нужно делать. Мальчик стал жить с ними. Они растили его, как собственного сына, и на удивление Густава он был даже похож на своего приемного отца в детстве, такой же белобрысый сорванец, который лез везде куда ни попадя и искал приключений. Ребенок вырос толковым парнем, который быстро нашел себе невесту, как только тому исполнилось двадцать лет. Густав с женой уже с радостью думали, что с приходом молодой девицы их семья станет, наконец, еще шире, и крик младенца озарит их еще не старость, но уже достойную зрелость.

Невестка была из простых, обычная крестьянская девушка, ничем особо не выделялась, исправно работала и наружностью была приятной. Она быстро сладила с новыми родственниками, хотя ее родители поначалу не одобряли этот брак из-за Густава, но, в конце концов, она выходила замуж за его сына, а не за него. Какие тут могут быть проблемы?

Густав искренне умилялся, когда видел, что жена хлопочет вокруг уже беременной невестки, варит ей какие-то особые каши, настаивает целебный чай, чтобы та не мучилась тошнотой и даже массирует девушке спину. Густав неожиданно и для себя стал испытывать какие-то поистине отцовские чувства к невестке и переживал за нее, словно это было его дочь. О ведьме-русалке, которая продолжала жить в лесу и помогала всем своими врачеваниями, он давно уже не вспоминал.

Пока проклятье снова не встало на пути у их семьи.

Невестка потеряла ребенка через несколько месяцев, как понесла. Она плакала, корила себя, ходила в монастырь на исповедь, но никто уже не мог помочь ее потере. Нужно было просто пытаться снова. Такое бывает, что же поделать. Жена Густава в тот период стала ужасно тревожная, она еще усерднее засуетилась вокруг невестки, даже запретила ей работать в поле и готовить у печи, заботилась и охраняла ее здоровье, как никогда. Вторая беременность тоже закончилась потерей.

После третьей беременности, Густав, снова наблюдая, как страдает его жена, как она убивается, и что теперь к ней присоединились его сын и невестка, решил, наконец, отбросить гордыню и навестить давнюю знакомую.

Он кинул сердитый взгляд на русалий хвост, который повесил у себя над кроватью, и поздно вечером направился в лес к избе проклятой ведьмы.

Инея будто бы ждала его прихода. Она встретила его в дверях и пригласила войти. Но тот отказался.

— Ты прокляла меня, но семью хоть не мучай. Дай невестке родить. Сын мой ничем не провинился пред тобой.

Инея грустно ухмыльнулась и снова предложила ему войти. На этот раз Густав вошел и уселся на табурет у двери, будто готовился сбежать от ведьмы в любой удобный момент.

— Ты пришел не чтобы извиниться, а чтобы я сняла с тебя проклятие, — она села напротив него на табурет. — Двуногие не меняются.