Собрание сочинений - Карлос Кастанеда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ла Горда — великая повариха, — сказал он, закончив есть. — Она обычно кормила меня. Это было много лет назад, когда она еще не ненавидела меня — до того, как она стала ведьмой, я имею в виду — Толтеком.
Он посмотрел на меня с искрой в глазах и подмигнул.
Я почувствовал себя обязанным ответить ему, что Ла Горда не производит на меня впечатления человека, способного кого-то ненавидеть. Я поинтересовался, знает ли он, что она потеряла свою форму.
— Это сплошной вздор! — воскликнул он.
Он уставился на меня, как бы оценивая мой удивленный взгляд, а затем закрыл лицо рукой и захихикал, как смущенный ребенок.
— Ну хорошо — она действительно сделала это, — сказал он. — Она просто великолепна.
— Почему же тогда ты не любишь ее?
— Я хочу кое-что рассказать тебе, Маэстро, потому что верю тебе. Неправда, что я совершенно не люблю ее. Она самая лучшая. Она — женщина Нагваля. Просто я веду себя с ней так, потому что мне нравится, когда она балует меня, и она делает это. Она никогда на меня не раздражается. Я могу делать все что угодно. Иногда меня заносит, мною овладевает физическое возбуждение, и я хочу отколотить ее. Когда это случается, она просто отходит в сторону, как это обычно делал Нагваль. В следующий момент она даже не помнит, что я сделал. Это настоящий бесформенный воин для тебя. Она ведет себя точно так же со всеми. Но остальные для нас — сущий кошмар. Мы по-настоящему плохие. Те три ведьмы ненавидят нас, а мы ненавидим их.
— Вы — маги, Паблито. Неужели вы не можете прекратить ваши пререкания?
— Конечно же, можем, но не хотим. Ты что, ждешь от нас, что мы будем братьями и сестрами?
Я не знал, что сказать.
— Они были женщинами Нагваля, — продолжал он. — И все же все ожидали, что возьму их я. Как, во имя неба, я должен был сделать это! Я сделал попытку с одной, но, вместо того чтобы помочь мне, эта ведьма-ублюдок чуть не убила меня. В результате теперь эти бабы остерегаются меня, словно я совершил преступление. Все, что я делал, — это выполнял инструкции Нагваля. Он сказал мне, что я должен вступить в интимную связь с каждой из них по очереди, пока я не смогу владеть всеми вместе. Но я не мог вступить в интимную связь даже с одной.
Я хотел спросить его о донье Соледад, его матери, но не мог придумать предлог, чтобы перевести разговор на эту тему. С минуту мы молчали.
— А ты ненавидишь их за то, что они пытались сделать с тобой, или нет? — внезапно спросил он.
Я увидел свой шанс.
— Нет, ничуть, — сказал я. — Ла Горда объяснила мне их мотивы. Но вот нападение доньи Соледад было очень жутким. Ты часто видишься с ней?
Не отвечая, он смотрел в потолок. Я повторил свой вопрос, но вдруг заметил, что его глаза полны слез. Его тело конвульсивно вздрагивало от тихих рыданий.
Он сказал, что когда-то у него была прекрасная мать, которую я, без сомнения, помню и сам. Ее звали Мануэлита; старая женщина, которая поставила на ноги двух своих детей, работая ради этого как мул. Он испытывал самое глубокое почтение к женщине, которая любила и растила его. Но однажды его несчастливая судьба привела его к встрече с Хенаро и Нагвалем, и они, действуя совместно, разрушили его жизнь.
Очень эмоционально Паблито сказал, что эти два дьявола взяли его душу и душу его матери. Они убили его Мануэлиту и оставили вместо нее эту жуткую ведьму Соледад. Он посмотрел на меня глазами, полными слез, и сказал, что эта отвратительная женщина — не его мать. Она никак не могла быть его Мануэлитой.
Он безудержно рыдал. Я не знал, что сказать. Его эмоциональный взрыв был таким неподдельным, а слова такими правдивыми, что на меня нахлынула волна сентиментальности. Думая как обычный цивилизованный человек, я должен был согласиться с ним. То, что его путь пересекся с путем дона Хуана и дона Хенаро, безусловно, выглядело как несчастье для Паблито.
Я положил руку ему на плечо и сам едва не заплакал. После долгого молчания он встал и пошел вглубь дома. Я услышал, как он прочищает нос и умывается в бадье. Когда он вернулся, он казался более спокойным и даже улыбался.
— Не пойми меня превратно, Маэстро, — сказал он, — в том, что случилось со мной, я никого не виню. Это была моя судьба. Хенаро и Нагваль действовали как безупречные воины. Я просто слаб, вот и все. Поэтому я и потерпел неудачу при выполнении своего задания. Нагваль сказал, что мой единственный шанс избежать нападения этой ужасной ведьмы — это овладеть четырьмя ветрами и сделать их четырьмя сторонами света. Но я потерпел неудачу. Эти женщины были в сговоре с Соледад и не захотели помочь мне. Нагваль говорил, что, если я потерплю неудачу, у тебя самого не останется никаких шансов. Если бы она убила тебя, то я должен был бежать ради спасения своей жизни. Правда, он сомневался, что я успею добраться даже до дороги. Он сказал, что, располагая твоей силой, вдобавок к тому, что эта ведьма уже знает, она будет несравненной. Поэтому, когда я потерпел неудачу в своей попытке овладеть четырьмя ветрами, я понял, что пропал. И, разумеется, возненавидел этих женщин. Но сегодня, Маэстро, ты снова дал мне надежду.
Я сказал, что его чувства к матери глубоко тронули меня. Но все происшедшее настолько потрясло и ужаснуло меня, что я сомневаюсь, что сейчас смогу дать ему хоть какую-то надежду.
— Уже дал! — убежденно воскликнул он. — Все это время я ужасно себя чувствовал. Любому станет не по себе, если тебя будет преследовать мать с топором в руке. Но теперь она выбыла из игры благодаря тебе и тому, что ты сделал.
Эти женщины убеждены в том, что я трус, и поэтому ненавидят меня. В их тупых головах
