Лето 1969 - Элин Хильдебранд

Тигру больше всех нравился индейский вождь в каноэ.

Джесси с Экзальтой еще в клубе, – должно быть, это Билл Кримминс.

Может, он ходил на почту. Может, получил ответ.

Кейт оставляет «отвертку» в кабинете. Если Билл сообщит то, что она хочет услышать, что ей нужно услышать, то – боже правый – она навсегда бросит пить.

Кейт заходит на кухню и вскрикивает от удивления. Она обнаруживает не Билла Кримминса, а Блэр! Кейт моргает: может, из-за водки с утра пораньше мозг сыграл с ней дурную шутку. Мысль подкрепляется тем фактом, что Блэр сама на себя не похожа. Она выглядит как собственная карикатурная копия, будто ее накачали воздухом так, что дочь вот-вот лопнет.

– Горошинка? – окликает Кейт.

Блэр разражается слезами.

Кейт смешивает еще две «отвертки», ведет Блэр в свою спальню и включает кондиционер на полную мощность. Экзальта не любит, если кондиционером пользуются до июля, но уже слишком душно. Бедная Блэр не только в истерике, она блестит от пота. Ей нужна прохладная комната, где они смогут поговорить наедине. А если Экзальта и Джесси вернутся домой, шум кондиционера заглушит слова.

Кейт переживает, как Блэр поднимется по лестнице. Она такая огромная!

Дочь плюхается на кровать и сбрасывает сандалии с отекших ног. Кейт протягивает ей «отвертку».

– Сделай глоток, – говорит она. – Водка тебя успокоит, а в соке много витамина С, который полезен для малышей.

Блэр выпивает стакан залпом. Кейт достает из комода носовой платок. Если дочь здесь, значит, новости и вправду плохие, однако Кейт рада возможности отвлечься от мыслей о Тигре.

– Что случилось? – спрашивает она.

Блэр трясет головой.

– С Ангусом все кончено.

– Блэр, послушай, я же говорила тебе…

– Это не моя идея. Ангус сам решил. Он попросил меня уехать.

– Что?

Кейт всегда находила Ангуса несколько странным, социально неуклюжим, возможно из-за необычайно высокого IQ, но никогда не думала, что он способен выставить беременную жену на улицу. Это… варварство, вот что это такое. А Блэр к тому же беременна близнецами.

– Это из-за той женщины? – Кейт закрывает глаза и отгоняет мысли об Уайлдере и всех пережитых с ним страданиях.

– Он признался, что встречается с ней. А потом потребовал, чтобы я ушла.

– Я… У меня слов нет. Понять не могу, как он мог поступить так жестоко?

Блэр опускает глаза на свой огромный живот.

– Это не совсем вина Ангуса. Ко мне в гости заехал Джоуи Уэйлен и…

«Боже правый, – думает Кейт, – что она собирается сказать?»

– …И я поцеловала его. По-настоящему поцеловала, мама! И тут вошел Ангус! – Блэр снова начинает рыдать. – Решил сделать мне сюрприз, подарить цветы в честь новости о близнецах, а я целовалась с его братом!

«Господи», – думает Кейт. Она давно подозревала, что Блэр неровно дышит к Джоуи, причем взаимно.

– Но Ангус понимает, что ты расстроена его отношениями с другой женщиной? И ты объяснила, что сама не своя из-за беременности?

– Он бы не стал слушать. А Джоуи все только испортил. Заявил, что любит меня. Они подрались прямо у меня на глазах, и Ангус сказал, что, по его мнению, я буду счастливее с Джоуи.

– Что за бред! – восклицает Кейт.

– Джоуи довез меня до парома. Думаю, он все еще любит меня. Да так оно и есть.

– Что там чувствует Джоуи Уэйлен – не наше дело, – перебивает Кейт. – Меня волнует, что чувствуешь ты. А ты любишь Ангуса, так?

Блэр колеблется, но ее ответ не имеет значения. Она вышла замуж за Ангуса, к добру или нет. Отец детей – Ангус, а не Джоуи. А отцовство – не то, что можно просто передать другому человеку. Хотя Кейт ведь именно так и сделала, Дэвид вырастил ее троих детей как своих.

– Джоуи внимательный, он заботится обо мне, – говорит Блэр. – Я уверена, что если захочу работать после рождения детей, то он будет только за.

– Работать после рождения детей? Горошинка, у тебя близнецы. Это куча хлопот.

– Я захотела взбитых сливок к пирогу, и Джоуи тут же побежал к мороженщику и купил.

Кейт обнимает дочь за плечи.

– Перестань болтать ерунду. Ты замужем за Ангусом и останешься замужем за ним. Будешь растить детей, как я вырастила тебя. Материнство – это жертва, поэтому и вознаграждается.

– Но…

– Через несколько дней Ангус придет в себя. Максимум через неделю. И тогда мы отправим тебя домой.

Пока Блэр всхлипывает в платок, Кейт прикидывает, как обустроить дочь хотя бы на неделю. Надо сегодня же позвонить в сельскую больницу, убедиться, что там есть врач, который сможет в случае необходимости принять роды. А где Блэр будет спать? Кейт не может поселить ее в «Пустячке» с Кримминсами. Значит, Блэр придется занять комнату Джесси, а та переедет в «Пустячок». Это не лучший вариант, но всего лишь на неделю. Младшая дочь переживет.

Бедная Джесси. Кейт пообещала ей поездку на пляж, а теперь ничего не выйдет, да еще и из спальни ее выгоняют. Кейт допивает «отвертку» и ощущает, как по телу, невзирая на хаос, растекается спокойствие. Она поведет Джесси на ужин в четверг вечером, пока Экзальта играет в бридж. И станет давать дочке больше свободы. Вот что сейчас нужно детям, думает Кейт. Свобода.

Magic Carpet Ride (реприза)

Первые выходные Кирби проводит с Патти и Люком. Те как-то мгновенно стали парочкой, отчего Кирби порой ощущает себя третьей лишней. Люк Уинслоу перешел на старший курс Колумбийского университета. Он специализируется на бизнесе и, по его словам, после окончания учебы отправится на Уолл-стрит работать в инвестиционной компании своего отца, «Дрексел Харриман Рипли». Родителям Люка принадлежит дом на Винограднике, где сейчас живут Томми, брат Патти, с соседом Юджином. Кирби ожидает увидеть нечто среднее между притоном и общежитием, но, когда после прекрасной буколической поездки по холмам в Чилмарк они заруливают на подъездную дорожку, впереди открывается целый комплекс с видом на пруд Нашакуица: два ранчо, крытых кедровой черепицей, как почти все дома на Нантакете. Парни живут в доме поменьше, родители Люка – в большом, но они появляются на Винограднике только в выходные.

Маленькое ранчо поражает воображение Кирби. Раздвижные двери ведут в длинную комнату со снежно-белыми стенами и белыми балками. Мебель современная, ни одной прямой линии. У стены помадно-красный диван, похожий на лежащую женщину, к нему примыкают два кресла-раковины, бирюзовое и ядовито-зеленое. Тут и там висят огромные полотна, сплошь современные: женские обнаженные фигуры в стиле Матисса и Шагала. В одном конце комнаты минималистская кухня – три вращающихся барных стула у белой мраморной столешницы, широкая деревянная чаша наполнена сливами и вишнями, на открытых полках керамическая посуда в деревенском духе.

С другой стороны дома две спальни: одна – с двумя широкими кроватями (для Томми и Юджина), другая – с двуспальной (для Люка), все застелены хрустящим белым бельем. Спальни соединены белой же ванной комнатой, выложенной плиткой, пол вымощен сланцево-голубыми речными камнями.

«Красота», – думает Кирби. Это самый шикарный дом из всех, где она бывала. Люстра в гостиной, похожая на рыбу оригами. Люк говорит, что та сделана из рисовой бумаги.

– Кто рисовал картины? – спрашивает Кирби.