Лето 1969 - Элин Хильдебранд

– Моя мать, Эльза Уинслоу. – Люк произносит это имя так, будто Кирби могла о ней слышать. В Симмонсе она брала курс истории искусств, поэтому знает Матисса и Шагала.

Кирби любопытно, насколько знаменита Эльза Уинслоу. Может, она даже культовая художница, как Энди Уорхол.

– Она потрясающая, – восхищенно говорит Кирби.

– О да, – бросает Люк, – и отлично знает об этом.

Кирби смотрит на Люка новыми глазами. Сначала он показался ей обычным парнем: само собой, привилегированным, если учесть тщательно отреставрированный «Джип-Виллис», но не сильно отличающимся от ребят из Бруклина. Теперь, увидев супермодное пляжное бунгало, она была заинтригована. Кирби с завистью представляет себе его родителей – влиятельного финансового брокера из центра города и богемную художницу из Гринвич-Виллидж. Они не зациклены на деньгах или правилах, как родители Кирби. По сути, подарили Люку собственный дом, чтобы сын жил там со своими друзьями.

Кирби заглядывает в спальни.

– Я думала, три парня перевернут дом вверх дном. А у вас так чисто, даже не верится.

– У нас есть горничная, – сообщает Люк. – Мартина. Она живет в том доме.

Люк хватает Патти и щекочет ее, Патти вскрикивает, и они вдвоем падают на красный диван. Парочка начинает целоваться, Кирби очень хочет попросить их остановиться, но ей неловко выглядеть занудой. Она подходит к кухонному столу и рассматривает миску с фруктами. Сливы и вишни почти одинакового цвета, но не совсем (глубокий фиолетовый и великолепный пурпурно-красный), и Кирби понимает, что даже фрукты здесь – произведение искусства. Она отщипывает вишню. На вид та спелая и сочная, Кирби не может удержаться и съедает ягоду. С момента прибытия на остров ее рацион состоял из каши на завтрак, жареных моллюсков из «Джордано» и черствых пончиков в гостинице. Вишня слаще, чем все ягоды, что она пробовала раньше. Кирби дочиста обсасывает косточку и незаметно выплевывает в руку. Позади, с дивана, доносится влажное хлюпанье языков и тяжелое дыхание. Она старается не думать о Скотти Турбо. Кирби отнюдь не ханжа, но ей не хочется оставаться в комнате, пока Люк и Патти дурачатся. Кирби выходит через раздвижную дверь. Краем глаза она замечает, как Люк ведет подружку в спальню. Дверь закрывается.

Что ж.

Кирби сама толком не поймет, отчего смущается. Это они должны чувствовать себя неловко. Патти, может, и простовата, но ведь Люка явно воспитывали в духе светских приличий. И все же он парень… а парни хотят одного, причем здесь и сейчас. Это Кирби усвоила на собственном опыте.

Чтобы отвлечься, она любуется видом на пруд. Зрелище поистине захватывающее. Кирби надеется, что Патти выйдет замуж за Люка и унаследует ранчо от отца-банкира и матери-художницы, тогда будет возможность посещать это место до конца своих дней.

Она садится на веранде лицом к солнцу, через некоторое время появляются влюбленные. Подруга раскраснелась, Люк глядит торжествующе.

– Пойдем на пляж? – зовет он.

Поскольку Люк живет в Чилмарке, у него есть доступ на Люси-Винсент-бич.

– Это самый уникальный из всех пляжей Виноградника. Вам, ребята, повезло меня встретить, – объявляет он.

Люк усмехается, и Кирби не может его совсем возненавидеть, хотя уже начинает. Но, ступив на Люси-Винсент-бич, признает: да, им повезло (им – в смысле Патти) встретить Люка Уинслоу. Широкий золотой пляж упирается в суровые сценические скалы. Он куда красивее Инквелла и гораздо выше классом, отчего Кирби негодует. Она спрашивает себя, не является ли это примером институционального расизма, но затем решает расслабиться. Инквелл – городской пляж, а Люси-Винсент – на отшибе, продуваемый ветрами и дикий.

Кирби моментально замечает, что к воде идет обнаженный джентльмен. То есть полностью голый. Его пенис тяжело болтается между ног. Кирби осматривает пляж и понимает, что абсолютно все вокруг голые. Читают в шезлонгах, спят лицом вниз, задрав к небу зады, идут рука об руку, разговаривая, – совершенно нагие.

Кирби старается не выдать изумления. На дворе шестьдесят девятый, нагота – это не страшно, она знает, но… Боже мой. Сидеть одетой на нудистском пляже куда неприятнее, чем быть единственной белой на негритянском. Неужели от Кирби потребуют раздеться? Она косится на Патти. Лицо той ярко-красное, но от смущения или от солнца, сложно сказать. Добрая католичка Патти, должно быть, шокирована.

Люк находит просторное свободное местечко и ставит пенопластовый холодильник, наполненный «Шлицем» и бутербродами с курицей, которые приготовила французская горничная Мартина (Кирби мельком видела ее в черной униформе, белом фартуке и чепчике с оборками). Он расставляет стулья, и Кирби ждет, гадая, что будет дальше. Патти снимает черную марлевую накидку, под ней консервативный черный же закрытый купальник.

– Мы на Люси-Винсент! Все долой! – заявляет Люк.

Патти качает головой.

– Патрисия.

– Она не хочет, – вмешивается Кирби, – и я тоже.

Затем сбрасывает джинсовые шорты и крестьянскую блузу, но решает, что останется в бикини.

Патти, однако, срывает с себя черный купальник и предстает перед ними в роскошной наготе. Ее плоть обильна; она похожа на женщину с картины Рубенса. Патти выглядит, думает Кирби, как женщина с картины Эльзы Уинслоу: круглые груди и румяные соски, щедрые бедра и изгиб живота, спускающегося к темным волосам на лобке. Кирби узнает эту романтику: Люк нашел в Патти олицетворение искусства своей матери.

Но затем Кирби замечает, что подруга дрожит. На ее ляжке виднеется красноречивый ярко-красный след – отпечаток руки.

Люк раздевается, отвернувшись от Кирби, так что она видит только его белую спину. Кирби притворяется, будто тщательно раскладывает полотенце, затем ложится на живот и развязывает шнурки бикини, и на этом все. Повернув шею, она видит, как Люк ведет Патти к воде, оба в чем мать родила.

Кирби опускает голову на руки. Брошенные родителям слова подтвердились: лето на Винограднике – это очень познавательно.

Через несколько дней температура воздуха поднимается почти до тридцати при стопроцентной влажности. В начале недели с воды дует ветерок, но к пятнице небо становится тяжелым, серым и пасмурным, а воздух – горячим и душным. Естественно, именно эту неделю выбирает вентилятор в комнате Кирби, чтобы трагически отдать концы. Без видимых причин он перестает вращаться, а когда она подходит пошевелить вилку, внезапно вспыхивает электрическая искра и появляется едкий запах.

Ей жизни нет без вентилятора. Жара растет, а ее комната на самом чердаке, и без вентилятора воздух остается неподвижным, невзирая на распахнутое окно. Кирби обращается к Эвану, племяннику мисс О’Рурк, который обещает сходить и принести ей новый вентилятор. С большим удовольствием.

После обеда в дверь спальни Кирби стучат. Она лежит на кровати и слушает «Lady Soul» Ареты Франклин – альбом, который привезла для развлечения в дождливый день или воскресенье. Если это Микаэла пришла жаловаться на звук, решает Кирби, она извинится, а потом, когда зануда спустится вниз, включит на максимальную громкость альбом для гнева, «Electric Ladyland» Джими Хендрикса.

А может, за дверью Патти. Люк заехал за ней пораньше, чтобы отвезти в Менемшу отведать омаров, и Патти предложила подруге присоединиться, но Кирби отказалась. С Люком встречается Патти, а не она, и немного странно,