Лето 1969 - Элин Хильдебранд

– Мама ее ненавидела. – Даррен смеется. – А ты? Встречалась серьезно с парнем?

«Офицер Скотти Турбо», – думает Кирби. Эту историю она ни за что не расскажет. Однако совсем умолчать о ней тоже нельзя.

– Однажды, – повторяет она. – Он был… старше. Полицейский.

– Полицейский? – удивляется Даррен и присвистывает. – О черт, с таким трудно соревноваться. Я ревную.

Кирби сжимает его руку.

– Не стоит. Все кончено. Серьезно, кончено.

Наконец подходит их очередь садиться на карусель. Они выбирают соседних лошадей, Даррен внутри, Кирби снаружи.

Карусель начинает кружиться, и Кирби вскидывает руки вверх. Она никогда не была так счастлива.

Латунное кольцо им не достается, его хватает маленькая девочка с кудряшками цвета заварного крема, похожая на Баффи из шоу «Семейный роман», но, несмотря на это, Кирби сходит с карусели с ощущением, что ей повезло во всех сферах жизни.

Даррен провожает ее назад к дому на Наррагансетт-авеню и говорит:

– Завтра вернусь с брусьями. Кстати, приходи к нам на ужин в воскресенье. Что скажешь? По воскресеньям у нас вечеринки здоровой кухни – готовим на пару.

– Ты уверен? – переспрашивает Кирби. Она обожает моллюсков на пару. На Нантакете они с Тигром сами собирали моллюсков дедушкиными граблями. Как тщательно их ни промывай, в миске всегда оставался песок, и именно это делало моллюсков аутентичными.

– Разумеется, уверен. Приходи к пяти, у нас будет достаточно времени, чтобы пообщаться до того, как уйдешь на работу. Получше познакомишься с мамой, а папа в общении намного проще.

«Его мама – вот настоящий судья», – думает Кирби.

– Хорошо, – говорит она. – Увидимся в воскресенье.

Даррен наклоняется и нежно целует ее в губы. Она даже не успевает понять, понравилось ли ей. Он сразу уходит, махнув рукой.

Кирби влетает в дом. Даррен Фрейзер поцеловал ее! Пригласил на ужин! И что самое удивительное, она больше не думает о нем как о черном. Только как о Даррене.

Кирби по наитию стучится к Патти, и та кричит:

– Входите на свой страх и риск!

Кирби находит подругу у бюро, та в одних трусиках смотрится в зеркало.

– Привет, – здоровается Кирби и понижает голос до шепота. – У меня теперь есть кондиционер. Хочешь подняться наверх и понежиться?

– Мне надо на работу. Двойной сеанс: «Ограбление по-итальянски» и «Железная хватка».

Патти старается говорить легким тоном, но Кирби чувствует: что-то не так. И тут она видит на руке подруги фиолетовый синяк.

– Эй. Это еще что?

Кирби берет Патти за локоть, чтобы рассмотреть получше. Та отдергивает руку.

– Я же тебе говорила, ролевые игры.

– Патти. – Кирби встречается с подругой взглядом в зеркале, это кажется более легким, чем смотреть в лицо. – Он бьет тебя?

– Это игра! – отрубает Патти. – А теперь уходи, пожалуйста.

Help!

[31]

Такое ощущение, что Блэр стала заложницей собственного тела. Она на тридцать четвертой неделе беременности. До родов еще шесть недель. Блэр слышала, что близнецы часто рождаются раньше срока, но также говорят, будто первые дети нередко появляются на свет с задержкой.

«Рано, – думает она, – рано. Сегодня, завтра, прямо сейчас».

Конечно, отца у детей не будет.

Блэр до сих пор не верится, что Ангус попросил ее уйти. Однако порой пытается представить свои ощущения, застукай она мужа со своей сестрой Кирби. Это было бы невыразимо ужасно – куда хуже, чем узнать о безликой Трикси.

Она втайне ожидала, что во «Все средства хороши» ее будет ждать букет цветов и записка с извинениями. Этого не случилось, и Блэр решила, что, возможно, Ангус явится лично. Открыв входную дверь, она притворится возмущенной. Заставит мужа пострадать несколько минут, прежде чем смирится и впустит.

А потом они просто вернулись бы к тому, на чем остановились прошлым летом. Ангус мог бы работать за столом ее деда; они стали бы прогуливаться в город за мороженым, ходить на романтические ужины, делить сигареты на скамейке в верхней части Мэйн-стрит. Ведь очевидно, что мужу нужен отпуск, а им двоим надо отдохнуть вместе.

Но Ангус даже не позвонил, чтобы узнать, благополучно ли жена добралась до острова. Блэр надеялась, он прикован к постели приступом – только это и могло послужить оправданием. И поделом ему.

В первый день пребывания Блэр на Нантакете Экзальта отвела Джесси на урок тенниса, а у Кейт появились дела в городе, так что Блэр осталась дома одна. Она любит «Все средства хороши», но еще больше обожает «Пустячок». В крошечном домике прошли ее подростковые годы. Там она выкурила первую сигарету и впервые налила джин с тоником в одну из баночек с желе, что стояли в шкафу. Летом, когда Блэр исполнилось четырнадцать, она позволила Ларри Уинтеру поцеловать ее на террасе с видом на Пламб-лейн, и до конца сезона тот появлялся под террасой в предрассветные часы и звал Блэр, как будто они были Ромео и Джульеттой. В «Пустячке» она сотни раз играла с братом и сестрой в «Монополию» и карты; готовила попкорн в двухквартовой кастрюле, в половине случаев сжигая ее; читала первый роман, в который по-настоящему влюбилась, – «Унесенные ветром»; учила Тигра, Джесси и близнецов Данскоумб делать морские валентинки из ракушек и картонных коробок.

Блэр сидела в «Пустячке» за маленьким круглым кухонным столом, когда мать сказала, что выходит замуж за своего адвоката Дэвида Левина. Блэр не знала, как реагировать. С одной стороны, ей нравился Дэвид Левин, потому что он считал Блэр умной, постоянно спрашивал ее о столицах штатов (Франкфорт, Кентукки; Джуно, Аляска) и о порядке правления американских президентов (Закари Тейлор, Миллард Филлмор, Франклин Пирс). С другой стороны, она знала, что обязана хранить верность отцу, который умер совсем недавно. Блэр подумывала надуться или даже заплакать, но в итоге приняла новость радостно, и мать заметно расслабилась. «Ты единственный ребенок, о котором я беспокоилась, – сказала Кейт. – Кирби и Тигр слишком маленькие, чтобы понять».

Блэр надеялась, что после отъезда Кирби и Тигра «Пустячок» будет полностью принадлежать ей одной, но Кейт сообщила, что этим летом там живет мистер Кримминс с внуком.

– Внуком? – переспросила Блэр. – Ты имеешь в виду…

– Сына Лорейн. Его зовут Пикфорд. Пик.

– Сколько ему лет?

– Пятнадцать.

«Ну да, – подумала Блэр. – Лорейн сбежала примерно тогда же». Она хранила яркие воспоминания о Лорейн; когда-то давно та была ее няней, пекла восхитительное лимонное сахарное печенье и разрешала Блэр разбивать яйца. До сих пор помнилось, как Лорейн учила ее стучать яйцом о бортик миски, затем класть большие пальцы на края трещины и осторожно вскрывать яйцо, чтобы выпустить внутренности – слизистый белок и плотный желтый шарик желтка.

– А где сама Лорейн? – спросила Блэр, на что мать ответила:

– Никто не знает. Они с Пиком жили в коммуне в Калифорнии, а этой весной Пик проснулся – а она уехала.

– Бросила сына?

Блэр еще не вступила на собственный путь материнства, но понимала, насколько такой поступок отвратительный и противоестественный. С другой стороны, Лорейн с детства казалась печальной и испорченной и никак не поддавалась добросердечному воспитанию мистера Кримминса. Самой отличительной чертой Лорейн были ее длинные темные волосы. Занимаясь выпечкой,