«Я, может быть, очень был бы рад умереть» - Руй Кардозу Мартинш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Епископ делает паузу, выжидает… но я могу думать только о банальностях.
– Очень интересно. Я не уверен, что всё понял. Но Вы поднимаете важные вопросы. Неизбежные вопросы, даже. Ааааа, хорошо.
– К чему ведёт философия атеистов?
– Ааааа… К пародии на человека…?
– Да! И что хуже, сын мой, к нигилизму. В пустоту небытия. Пустота небытия, заполненная распутством…
Заполненная пустота не может быть абсолютно пустой. На мой взгляд, это как Кагулу со своим анархизмом, который «подчиняется» левым идеям.
Но умы этих людей подобны нории над колодцем: вёдра поднимаются в воздух, выливают воду, опускаются в колодец, поднимаются в воздух, выливают воду, опускаются в колодец, снова и снова. Нории на реках питаются силой самой воды. Но тем, что на колодцах, нужны мулы, которые ходят по кругу. Бесплодное животное с глазом навыкат, прикрытым ярмом, чтобы не одуреть от вращения вокруг колодца, и который только видит то, что тянет, до самой смерти.
– Этот Интернет, эти коллекции видео, DVD, которые показывают всё из худшего! Как часто родители отдыхают, благодаря тишине детей, когда, на самом деле, наедине или в компании, их воля ослабевает болезненностью образов, которые уничтожают, без стеснения, моральные принципы, которые есть у многих! А истинная любовь?!
А знает ли он истинную любовь? Конечно знает, это почти как если бы он её однажды испытал.
– Настоящая любовь не знает эгоизма, она не пугает. Мне больно видеть, как неверность делает карьеру на экранах телевизоров или на дорогах, без стыда и с прибылью. Действительно, пародии на любовь, которые можно видеть в городских парках, так плохо освещённых, и в школьных закутках, доказывают очевидным образом поверхностность цивилизации, которая не стремится ни к высоким целям, ни к образованию. Истинная любовь порождает аскетизм в отношениях и наполняет жизнь правильным содержанием!
Нет истинной любви на скамейке в парке или в школьном закутке. Эти идеи Епископ активно проповедует год за годом. Очевидно, что он никогда не влюблялся на всю оставшуюся жизнь в школьном закутке. Или он не хочет об этом говорить.
Его голос мягчает. Теперь это тон милосердной любви:
– Но ни один волос не упадёт с головы вашей без ведома моего Отца. Если Бог заботится о цветах в полях и птицах в небе, как Он не может не позаботиться о тебе?
Тишина.
Передышка. Снова тишина.
Пришло время представить истинную тему этой исповеди. Сейчас или никогда:
– Ваша Светлость, мне говорили, что Вы излагаете в необычной манере, когда беседуете с людьми, и действительно слушать Вас большое удовольствие. Вы завладеваете нашим вниманием, наполняете эмоциями. Знаете, иногда люди задаются вопросом: почему наш дорогой Епископ не может чаще говорить с нами в таком неформальном тоне, понятным людям? Говорить на проповедях… импровизированно, без бумажки?…
Без бумажки.
Епископ ошеломлён. Это не только личное оскорбление, это почти богохульство. Дружище, да ты весь красный, ты сейчас закипишь.
– Я… я пишу свои речи, потому что я должен, потому что эти журналисты, эти переводчики с карандашами, ручками, даже с диктофонами, искажают всё, что мы говорим, всё, всё! Нужно всегда всё фиксировать на бумаге!
– Как раньше? Всё написано правильно? Всё по-прежнему также, как было в Африке?
Услышав это, он обходит письменный стол с левой стороны, я думаю, он собирается открыть дверь, указав мне на выход. Но нет, он хочет убедиться, что всё правильно услышал, что это, скажем, не шутка. Ямка в подбородке-булочке сейчас ещё более выраженная. Если он ещё подождёт, я ещё ему выдам:
– Минуту назад Вы говорили о нигилизме, обвинили материализм и философию атеистов. Я думаю, что Ваша Светлость ошибается, и с каждым разом всё больше. Любой знает, что нигилизм, террористический нигилизм, сегодня, без сомнения, дитя религии, он вскормлен религией, вскормлен слепым поклонениям новым безумствам Единого Бога! Единственное, чего хотят знаменитые смертники – это стать мучениками, убив как можно больше людей, в том числе детей, если их не схватить в девять утра в поезде в Мадриде, в Лондоне, а рано или поздно в Лиссабоне, это точно! И не говорите мне, что это проблема исламских фундаменталистов, потому что христианство и Католическая церковь никогда не были намного лучше, взгляните на все эти разговоры о рае, о мученичестве святых, а Инквизиция нашего короля Жуана III к иудеям и что его предки, начиная с Афон-су Энрикеша делали с маврами, которые жили здесь, у них были свои сады и дома, он пришёл сюда вниз из Гимарайнша и прошёлся по ним своим мечом, таким тяжёлым, что только четверо могли его поднять, так что давайте оставим все эти глупости, которые ни разу не аргумент, ради всего святого!
На самом деле я ничего не сказал и не собирался. Чёрт возьми, когда я начинаю нести, это ад. Я бы что-нибудь выпил в этой жаре, я сразу заметил, что в этом кабинете как в парилке.
Но концерт начался, теперь будем играть, пока не научимся.
– И я скажу Вам больше, Ваша Светлость, так как Вы начали говорить о Достоевском, Вы знаете сюжет «Преступления и наказания»? Может быть, да, а может быть, нет!
Один подающий надежды студент по имени Раскольников убивает человека, потому что хочет доказать, что есть превосходящие люди, которые могут убивать без наказания, более того, которые имеют моральное право на это, например, убить старуху-процентщицу ни за что, и однажды он убивает её топором. Раскольников, который приехал из провинции в Санкт-Петербург, страдающий миазмами в августе, живёт в нищете, но крадёт какую-то мелочь из кошелька старухи, только чтобы скрыть истинные мотивы убийства. Но всё идёт не так, потому что потом, после того, как арестовали другого парня, напыщенного идиота, который фактически сознаётся в преступлении, оказывается, что у студента есть совесть, и он заболевает, потому что перестаёт есть и у него случается нервный срыв.
И пока его лихорадит, в кругу семьи и друзей, отчаянно пытающихся спасти его, заставляя похлебать хотя бы суп в его каморке на чердаке, он кричит, чтобы они оставили его в покое, что это не их дело.
– Я, может быть, очень был бы рад умереть? – спрашивает студент очень естественно, а какой прекрасный вопрос, на который никто не
