«Я, может быть, очень был бы рад умереть» - Руй Кардозу Мартинш

Не упрощай разговор этими окэями, Штырь.

Тогда я вот что покажу.

– Хотите посмотреть, что у меня в кармане? Посмотрим, узнаете ли Вы это.

Я показываю ему гранату, ржавую сосновую шишку. Ресницы Епископа закрываются, он не двигается с места. Я, наоборот, чувствую себя желе на доске лодки в море пены. Я только нервничаю больше, чем в прошлый раз, когда я сказал, что, что, что я никогда так не нервничал, а это было совсем недавно. Я должен снова сесть. Или остаться стоять.

– Эта граната была там… она свидетель… она так и осталась на поясе одного из солдат. Одного из тех, кто убивал. Он также закапывал трупы. Даже сегодня он не выносит запаха Old Spice или Aqua Velva, одеколоном, которым он пропитался насквозь, вот такая была вонь. Кожа мёртвых трескалась, как скорлупа жареных каштанов, рассказывал мне его сын. Он отсюда. Граната оттуда.

– Будьте осторожны. Вы дрожите.

– Ваша Светлость всегда всё знает. Знаете, как она взрывается? Вынимаете это металлическое кольцо и и и ждёте пару секунд.

Дверная ручка медленно поворачивается, Анаклету, должно быть, что-то замышляет. Я кричу ему, как собаке.

– Анаклету, тихо!

– Не входите, Анаклету! Ждите внизу, всё в порядке, – приказывает Епископ.

Шаги отдаляются.

– Знаете, сначала я даже выдвинул другую гипотезу. Что вы пришли сюда с целью украсть облачения и одеяния, вещи исключительно дорогие и редкие… фасция, на этих длинных полосках изображён герб Австрии, Испании, они расшиты золотом… они были куплены у английских купцов нашим первым епископом… А всё остальное, исповедь, вопросы, которые Вы заранее приготовили, были частью плана. Простите мне эти мысли, это признак старости. Мы парадоксальным образом начинам больше привязываться к земным вещам, когда приближаемся к концу жизни. Но потом я увидел, что всё совсем не так. Сложнее и одновременно проще.

– Говорите, ну, говорите.

– Вы действительно думаете, что можете напугать меня тем, что у Вас в руках? Думаете, что напугаете того, кто пережил то, что пережил я? Вы знаете, каково это проводить годы подряд с тех пор, как я был рукоположен в качестве молодого священника, между двух фронтов войны, зажатый грубостью солдат и грубостью повстанцев? Можете себе представить, что значит остаться там после независимости и быть обязанным справляться с нетерпеливостью повстанцев, выскакивающих из джунглей, со всей их марксистской некомпетентностью, с лагерями смерти для тысяч других африканцев, которые встали на сторону или только подозревались в том, что встали на сторону Португалии в той войне?! Кто говорит о тех массовых убийствах и расстрелах?… А те мои двое миссионеров, которые служили только народу, учили детей и кормили стариков, приняли мученическую смерть, два дорогих друга, полных радости, которых я потерял, одного из них разрезали пополам катанами?

– Мы ждали мученичества.

– А Вы приходите сюда с ворохом заготовленных идей, со скромным списком книг и учебников, губительных для Вашей головы, думая, что имеете окончательный ответ на все проблемы этого мира и на прошлое, которое Вам не принадлежит. Как часто Вы выходили за пределы этой Вашей паралитической земли, что Вы уже успели повидать, Что Вы знаете о мире, сколько Вам лет?!

Прекрасные вопросы. Епископ висит надо мной, сверкает белыми глазами и, вот я дурак, я почти позволил ему отхватить у меня гранату. Вернее, вдруг я вижу, как его руки ласково обхватывают, как в раковину, мои пальцы. Я бегу к двери. Он продолжает.

– Вы хотите меня взорвать? Вы хотите дальнейшего уничтожения? Если Вы думаете, что это того стоит… Я спокоен, я даже благодарен, что Вы пришли. Удары молотом всегда болезненные, но жизнь продолжается. Вы, ты, сын мой, ты беспокоен. Возможно, у Вас есть глубоко укоренившаяся проблема, которую Вы перевели на Епископа. Но именно этому я служу и для этого служит нерушимое таинство исповеди.

Я встаю. Я хочу уйти отсюда. Я хочу, чтобы что-нибудь произошло, что не зависит от меня, от моих глупых поступков.

– Звоните в полицию, Ваша Светлость, я готов!

– Не буду, не могу и не хочу. Я только хочу, чтобы Вы отдали мне то, что держите в руках.

– Даже не думайте. Это останется со мной.

– Это худший из всех грехов.

– Хорошо, спасибо и уходите.

Я открываю дверь, Анаклету наверху лестницы, теперь он спускается на три ступеньки вниз, выглядывает только его голова, как у солдат во время перестрелки во дворце.

– Подождите! – просит меня Епископ, подождите!

У него болезненный сморщенный вид, но, к моему удивлению, его голос, становится ровным и механическим.

– Некоторые солдаты брали детей за ноги и швыряли их головой о дерево или стену рядом с деревенским двором, – начинает Епископ.

Среди многих детей таким образом погибли:

1. Думингаш (девочка, 1 месяц)

2. Шану (мальчик, 2 года)

3. Кулева (мальчик, 3 года)

4. Шипири (мальчик, 2 года)

5. Шума (девочка, 4 года)

6. Маконде (мальчик, 2 года)

7. Марку (мальчик, 1 год)

8. Луиза (девочка, 4 года)

9. Мариу (мальчик, 4 года)

10. Раул (мальчик, 4 года)…

Епископ запомнил список, не только имена и возраст детей, но и их полный порядок, включая точки, запятые и скобки. Возможно даже шрифт, которым это было напечатано! Он в какой-то момент своей жизни делал доклад об этой резне.

Анаклету выглядит как блоха, пытающаяся поймать первую попавшуюся собаку, но я перепрыгиваю через перила и Анаклету и бегом спускаюсь по ступеньками без Отче наш, Аве Мария или покаяния, в то время как Епископ, со слезами на глазах, стоит на коленях и продолжает зачитывать список, теперь раздел девственниц, изнасилованных перед смертью. Епископ смотрит на небо через слёзы…

Так погибли девушки:

1. Франсишка…

2. Домингаш…

… ты был излишне требователен и несправедлив к старику… главные ворота… беги. Я выбегаю на улицу, освещённую вечерним солнцем.

* * *

Окно Мануэлино

Не самое моё лучшее выступление – какой гнусный мерзавец – но сейчас у меня просто лопнет мочевой пузырь, если бы было темнее, я бы облегчился прямо перед городским музеем, притворяясь, что наблюдаю как муравьи ползут вверх по стене, и заливая их толстым каскадом, но я не могу, это было бы безумием, а что, если Анаклету вызвал полицию? Нет, Епископ не допустит этого, это против канонических законов, на самом деле, они даже на убийц и педофилов не доносят на исповеди, непременно было бы разнос самих священников… Теперь они придумали новинку – запрет священников гомосексуалистов, ну, флаг им в руки… Не думай о каскадах, ты придурок, думай о засухе, страна горит, каждое лето