«Я, может быть, очень был бы рад умереть» - Руй Кардозу Мартинш

Если его снесут, о чём так много говорится, тем лучше, но вернёмся к джазовому фестивалю: толстый пианист играл импровизацию «Perhaps» саксофониста Чарли Паркера, первоначально исполнив «Marmaduke», (что было любопытно для трио без саксофона, его руки перекатывались вверх и вниз по клавишам пианино), когда кто-то поднялся из партера и начал спотыкаться о ноги зрителей,

– разрешите пройти, секундочку, разрешите пройти, двигаясь к центральному проходу. Это был огромный силуэт, сзади он выглядел как гигантская карнавальная кукла в контрастном свете, а на сцене ударник выпучил глаза и застыл с барабанными палочками в руках, неужели это какой-то сумасшедший собирается напасть на них, тоже импровизируя. Но нет, это был Матшета, покидающий концерт, качая своей огромной головой, немного недовольный.

Позже:

– Почему ты ушёл, почему, тебе не понравился концерт?

– Мне не понравился? Мне не понравился!? Я ушёл из-за излишнего качества!

– Излишнего качества?

– Я не мог больше выносить эти руки… что они вытворяли на пианино, я был в шоке!

И тут же он объявил, что идёт домой, возьмёт все свои пластинки и диски и выбросит их в мусор! невозможно больше слушать музыку, которая у него дома, те запакованные звуки! услышав вживую концерт этих чернокожих нью-йоркских монстров! которые приехали в Алентежу и ворвались в его мир со своим излишним качеством! и он не сделал это только потому, что мы сунули три охлаждённые бутылки пива ему в руку (он может удержать и четыре).

У Матша чистое сердце, но будь осторожен, когда он злится, этот недоносок не задумывается сказать х*й вместо дубина, как ты знаешь, и как узнал бедный Епископ на следующий день, когда мы оказались у Арки на краю пропасти.

Тининью был полон радости от своих жизненных планов, в которые входило жениться на его «страсти», завести детей, жить в горах, пасти овец, кормить детей, есть жаркое из ягнёнка и, разумеется, в любой момент гулять с друзьями до утра. А, да, он также собирался выращивать кориандр – для свиных ножек и рыбы в чесноке.

Это был хороший жизненный план, и мы за него спели.

Мы пели очень громко, Алентежу – ты наша зее-ее-емля, а-а-а, как бы мы нам всем здесь оказаться сей-чааас, как будто мы все томились в каком-нибудь промышленном аду в Баррейру, где производят серную кислоту, это как утолить свою исконную печаль, плача, что мы там, и плача, что мы не там, так было всегда среди сыновей этой чудесной провинции, которую я люблю, которую ты любишь, как вдруг Матша попросил тишины.

– Шухер! Там кто-то следит за нами, – сказал он, указывая на плечо Тининью.

– Атас, парни, это Епископ!

И действительно, бедняга не мог уснуть из-за всей этой катавасии, не время было и для утрени. Но в одном Матшита был прав: Епископ показал довольно неодобрительное выражение лица, если не сказать высокомерное, глядя на нас в ночной рубашке из окна спальни.

– Чего этот хочет?…

– Чего ты хочешь, чувак?!

– Епископ, иди поспи!

– А, козёл… смотри, иди ты, иди на х*й! – визжал Матша.

– Эй, это Епископ…

– А мне по х*й, вот так!

Епископ опустил шторы и ушёл внутрь. Закрыл окна. Возможно, он пошёл молиться о наших душах. Возможно, я допускаю, с некоторым чувством стыда. Или, может ли быть так, что только один раз он захотел, чтобы эти три неуклюжих детины сгинули навсегда, упав на стоянку внизу? Я в этом сомневаюсь.

Есть только одно оправдание нашим поступкам: мы напились в дерьмовый хлам, налакались до чёртиков, а на следующий день будут вертолёты: тшш, родные, не шумите так своими крыльями, тшш, пожалуйста.

С той ночи прошло много времени, я даже не знаю, помнит ли он ещё моё лицо, было темно.

Время пришло. Ты переходишь под Аркой, под дворцом, поворачиваешь направо и доходишь до главных ворот. Они зелёные, с громадными дверными молотками, своего рода подковами для слонов. Здание служило дворцом одному знатному дворянину с первых лет своей постройки. Над готической аркой, высеченной в камне, надпись по латыни:

O DOMUS ANTIQVA

QVAM DISPARI DOMINO DOMINARIS

Что значит, согласно брошюре епархии:

«О, Древний Дом, Другой Господин Теперь Хозяйничает В Нём!»

Я хотел бы знать, какой другой господин может быть там внутри, изменилось ли что-нибудь с тех пор, как произошли эти события, и которые я знаю, что произошли. Я изучил события последних десятилетий. О том, о чём не упоминалось, они замечательным образом задокументированы. Статистика, цифры.

Но есть вещи, которые нужно спросить лично.

Стучи в дверь – и будь, что будет.

* * *

Операция шельма I

Стучу раз, два, четыре, семь. Ну?…

Шаги отзываются приглушённым эхом, есть люди, которые, даже ступая по мрамору, боятся Кого-то обидеть.

– Да?

– Добрый день… я… я прихожанин и мне нужно поговорить с… Вы можете открыть?

– Для чего? – мужской голос фильтруется пятью сантиметрами двери, деревянной коробкой.

– Его Преподобие сейчас здесь? Мне очень нужно с ним поговорить… (как это говорится, как это говорится?…) поговорить с Его Преосвященством.

– По какому вопросу?

– Это личное… Можете ли Вы объяснить господину, Его Преосвященству, что это очень важно?

Человек приоткрывает дверь и ждёт. Он похож на секретаря, каноник, что-то в этом роде. Они всегда мужчины, или очень большие, или очень маленькие; если они большие, то выбирают маленькие очки; если маленькие, то носят огромные очки, как в этом случае, теперь не отвлекайся на мелочи.

– Да?… говорит он, рассматривая меня с помощью межгалактического сканера.

– Я прихожанин… Я прошёл конфирмацию у Его Преподобия и мне нужно, чтобы он меня исповедал.

Он смотрит на часы с улыбкой, его запястье бледное и тонкое, неоновая трубочка.

– Прямо рядом с Собором Вы найдёте дежурного священника, который еще не ушёл на трапезу, если Вы поторопитесь. А в Церкви Святого Лаврентия, далее вниз, откроется через десять минут. Если побежите, Вы будете первым.

– Послушайте, пожалуйста, объясните Его Преподобию, что…

– Я сейчас Вам объясняю.

Открывается дверь этажом выше и чей-то голос летит вниз по лестнице.

– Что происходит, Анаклету?

Анаклету яростно закатывает глаза, и пристально смотрит на меня.

– Ваша Светлость, я как раз говорил, что Ваша Светлость не имеет привычки принимать всех, кто появляется таким образом, прерывая Вашу работу, что он может пойти…

– Кто там, Анаклету?…

– Я не знаю, Ваша Светлость. Здесь мужчина, который говорит, что хочет исповедаться.

«Мужчина»?! Это, наверное, из-за очков, Анаклету?

– Ваша Светлость,