Их было 999. В первом поезде в Аушвиц - Хэзер Дьюи Макадэм

Пеши и их подругам о том, как важно не держаться в стороне от тех, кого любишь, не проявлять отчужденность или антипатию, не обособляться друг от друга. Чтобы заслужить свободу, необходимо участвовать в жизни общины и помогать другим. Следование этим правилам поможет им уцелеть в Аушвице.

Последние два вопроса напоминают участникам, что не всем достает разумения и что таким людям нужна помощь – через Бога и семью найти ответы и освободиться из неволи. Если бы все было так просто.

В 1942 году еще не было понятия «Шоа». Лишь после Второй мировой войны в праздничный ритуал седера стали добавлять пятого сына, представляющего еврейских детей, которые не выжили, и, соответственно, пятый вопрос для размышлений.

Многие из девушек, праздновавших вместе с Бертой, да и другие девушки в лагерных блоках, могли вот-вот стать пятым ребенком… но вопрос они задавали уже сейчас:

– Почему?

Изнуренные чисткой болот, сносом домов, уборкой снега, тасканием навоза и рытьем ям, большинство из 997 девушек погрузились в сон задолго до последней пасхальной молитвы. На обычном седере такое тоже случается сплошь и рядом. Дети всегда засыпают на своих стульях, да и взрослые порой начинают клевать носом. Нежные голоса перечисляют казни египетские, пальцы окунаются в красные миски, где воды для окропления – с наперсток или ее вообще нет, а есть лишь воображаемые ритуальные капли, по одной – на каждую казнь и за тех, кто и сегодня продолжает страдать. Был ли в мире хоть кто-то, страдающий в тот момент больше, чем они? Слова Гелены Цитрон о том, что Аушвиц – это как «десять казней египетских в один день», отзывались в темноте песней «Дайену»[42] – «Нам и этого было бы достаточно», – которую пели усталые голоса без радости и энтузиазма и которая не могла исцелить раненый дух новых рабынь.

На традиционном седере участники успевают так проголодаться (а кое-кто – и немало подпить), что после завершения молитв все набрасываются на еду с огромным воодушевлением. В Аушвице молитвы закончились лишь усилившимся голодом и тщетной тоской по родным. «Мы бы жизнь отдали, лишь бы увидеть родителей хотя бы еще разок», – говорит Берта.

Там не было дверей, через которые узницы могли бы впустить в свое сердце Илию. Да и какой пророк пойдет в Аушвиц? Некоторые девушки, возможно, сосредоточили остатки энергии и предались медитации о грядущем пришествии мессии, но большинство забылись тяжелым сном обессилевшего человека. Берта, вспомнив отцовское благословение, принялась тихо нашептывать псалмы над спящими вокруг нее девушками:

Я радуюсь, что Бог услышал голос мой,Моление мое.Приклонил ко мне ухо Свое,И потому буду призывать Его во все дни мои.Объяли меня болезни смертные,Муки адские постигли меня,Я встретил тесноту и скорбь.Тогда призвал я имя Господне:Господи! избавь душу мою.[43]

В мрачную тишину блока 10 ворвались прогремевшие в ночи выстрелы, это у стены за окном расстреляли 11 польских узников. На следующее утро – в Великую пятницу – четвертый транспорт доставил в лагерь еще 997 молодых незамужних евреек. В воскресенье 5 апреля, на католическую Пасху, погибли 89 заключенных и 31 русский военнопленный. Нам неизвестно, были ли среди этих 89 жертв женщины, а если были, то сколько, но уже становилось понятно, что нацисты без малейших колебаний осквернят любую религию – хоть христианскую, хоть иудейскую.

Глава пятнадцатая

Больше всего я хочу стать последней девушкой в мире с такой историей, как моя[44].

Надия Мурад. Последняя девушка

Оставшиеся дома родители не находили себе места: они так и не получили от дочерей ни единой весточки. Мало того, через несколько дней после отбытия в неизвестном направлении попрадского состава местный путеец принес клочок картона с посланием от одной из девушек. Как ей удалось передать записку инженеру – неизвестно, очевидно, они хорошо знали друг друга, раз он отважился на риск отнести эту картонку родным.

Сделайте все, чтобы избежать депортации.

Нас здесь убивают.

Внизу – подпись.

Те словаки, у которых было сердце, потрясенные этой новостью, бросились помогать соседям. 19-летнюю Валику Эрнеёву из Попрада друзья родителей приняли в свою семью и выправили ей фальшивые документы. Семья Яна Кадлецика успешно прятала у себя до конца войны «Стефанию Грегусову, рожденную 24 марта 1923 года».

Новость о записке разлетелась по окрестным деревням, и семьи принялись прятать детей или переправлять их в Венгрию. Недоброе предчувствие было и у тех, до кого новость не дошла. Но им оставалось лишь надеяться, что их дочери благополучно трудятся на обувной фабрике.

Потом стали приходить открытки.

Когда девушек впервые заставили написать домой, был Шаббат. И поэтому Берта Берковиц отказалась это делать – за нее писали другие девушки. Лживый, фальшивый текст, который им продиктовали, был призван развеять страхи родителей и убедить будущих жертв, что у девушек все хорошо и что едят они досыта. С надеждой на скорую встречу…

К тому моменту узницы уже понимали смысл последних слов – их близких тоже привезут в Аушвиц. О таком ли «воссоединении» они мечтали?! Многие из них попытались на полях вставить хоть какую-то пометку на словацком, польском, венгерском или идиш, все что угодно, лишь бы предупредить свои семьи о смысле депортации.

Не все получили сообщения от дочерей. Капо Бертель Теге, собиравшей написанные открытки, велели выбросить сотни из них. Среди выброшенных были, наверное, и открытки Магдушки и Нюси – Гартманы так ничего от дочек и не дождались.

Когда через пару недель девушкам снова раздали открытки, их заставили писать несколько штук за раз и ставить дату будущим числом – через три месяца, шесть месяцев, девять. Благодаря этой уловке, семьи должны были поверить, что их дочери живы-здоровы. И дойди до них дурные вести, они бы сказали: «Как такое может быть? Ведь мы только что получили весточку!»

Родителей смущали марки на открытках. Как их дочери оказались в Польше? И интонация странная, куда подевался их обычный темперамент? Да и где вообще этот Освенцим?

Несмотря на бумажные свидетельства, многие матери, должно быть, в глубине души начинали чувствовать тревогу, боль и отчаяние. Недавно наука установила, что материнский мозг после рождения ребенка содержит в себе его ДНК.

Почти любой, наверное, сталкивался с ситуацией, когда его мать чувствовала, что он попал в беду, расстроен или занят чем-то предосудительным. Если ты получил плохие новости, попал в аварию или страдаешь от любовных неурядиц, и пары минут не проходит, как мать звонит тебе или шлет эсэмэс: Я тут сейчас вспоминала о тебе. У тебя все в порядке?

Это кажется случайным совпадением, но новые научные данные о нашем мозге и о ДНК наталкивают на мысль, что однажды, быть может, незримая связь между сознаниями матери и ребенка получит объяснение. Или взять бамбук. Он цветет редко, раз в 60, а то и в