Их было 999. В первом поезде в Аушвиц - Хэзер Дьюи Макадэм

100 лет, но когда начинает цвести материнское растение, его бывший отросток тоже расцветает, в какой бы точке мира он ни находился. Не исключено, что материнская интуиция подобна бамбуку. Куда бы тебя ни занесло, твоя связь с матерью сохранится.

Когда еврейские матери по всей Словакии молились за своих дочерей в первый Шаббат после их отъезда, может ли статься, что материнские молитвы как-то передавались дочерям через микрохимерические клетки и рождали цветы в виде сил и мужества?

Силы, мужество и твердость духа сейчас требовались девушкам, как никогда, поскольку начинались главные тяготы жизни в концлагере. Этот труд не был наполнен содержанием. Его целью было сокрушить тело, разум и дух. Но узницы поначалу об этом не знали. Когда они выстроились на распределение по бригадам, им сказали, что они могут заняться сельхозработами, готовкой, строительством или уборкой. Мадж Геллингер (№ 2318) подумала, что сельхозработы – занятие приятное, и устремилась в эту бригаду, но одна из немецких капо, которой Мадж приглянулась, выдернула ее оттуда, отвесила пощечину и объявила: «Эта мне нужна здесь».

Мадж, потрясенная пощечиной, сразу невзлюбила эту капо, хотя та назначила ее работницей по штубе, ответственной за уборку, раздачу чая и хлеба. Лишь в конце дня, когда вернулись остальные девушки, Мадж осознала, насколько ей повезло, что она осталась под крышей.

Линда Райх (№ 1173) называет сельхознаряд грязным, унизительным и выматывающим трудом. Девушек заставили раскладывать по земле навоз голыми руками, и они таскали охапки коровьего помета на замерзшее, покрытое толстым слоем снега поле, притом что на ногах у них не было ничего, кроме открытых деревянных «шлепанцев». Эдита с Леей нашли в лагере газетные обрывки и попытались закутать в них голые ступни, надеясь, что это поможет согреть пальцы ног, но шел снег, и влажная бумага сразу превратилась в клочки. Мерзкая работа! Особенно если учесть, что возможность помыться в конце дня отсутствовала.

Основной бригадой, где заставляли трудиться девушек, считалась «строительная». В чем заключалась работа? В сносе домов голыми руками. Буквально.

Эти дома конфисковали у местных поляков ради расширения Аушвица. «Мы выступали в роли машин для демонтажа домов под фундамент», – объясняет Гелена Цитрон (№ 1971).

Сначала узники-мужчины ослабляли строения взрывчаткой, а юные женщины после этого должны были «разрушить дома до основания… ударами очень тяжелых стальных стержней», – подтверждает Бертель Теге. Потребовалось 50 девушек, чтобы справиться с этими длинными, тяжеленными палками с приваренными к ним металлическими кольцами. Схватившись за эти «рукоятки», девушки «молотили по стене», – вспоминает Гелена Цитрон. «Рухнув, стена погребла под собой первый ряд девочек, раздавила их, они погибли».

Иногда девушки делились на две группы: одна группа забиралась на второй этаж ослабленного взрывчаткой дома и сбрасывала оттуда куски кровли и кирпичи, а вторая работала внизу, собирая обломки и одновременно пытаясь уворачиваться от летящих сверху. «Если ты, швыряя кирпичи, слишком осторожничаешь [и стараешься не попасть по девушкам внизу], капо, скорее всего, поставит другую, а тебя отправит вниз, под град кирпичей».

Очистка площадки от сброшенных обломков тоже входила в обязанности бригады. Чтобы погрузить кирпичи в кузова машин, девушки должны были везти их несколько миль в неповоротливых тележках на пустырь, где в деревянных лачугах ютилась небольшая группа пока еще живых русских пленных. Откуда девушкам было знать, что кирпичи эти пойдут на постройку новых блоков на открытом пространстве у опушки березового леса, – на постройку Биркенау.

Работа «строительных» бригад – для здоровых, крепких мужчин, а не для девочек и женщин, многие из которых и до пятидесяти килограммов еле дотягивали в весе при росте метра в полтора. Вечером они вернулись в блок все в ушибах и кровоточащих порезах. На снос зданий отбирали в основном тех, кто на утренней перекличке стоял в первых рядах. «Каждое утро мы подталкивали наших лучших подруг вперед, – сознается Гелена. – Мы очень быстро превратились в животных. Все заботились только о себе. Это было весьма печально».

Другие варианты работ были немногим лучше.

Берта Берковиц (№ 1048) вспоминает, как им приходилось строем шагать пять километров к месту, где они рыли ямы. «Понятия не имею, зачем им понадобились ямы, но это – наша работа». Хуже всего то, что девушкам не позволяли ни на секунду передохнуть. Стоило хотя бы на миг просто разогнуть спину, оторвавшись от тяжелой глины, из которой состоит польская почва, как ты рисковала заработать удар эсэсовской плеткой, а то и похуже. Эсэсовка Юана Борман с особым удовольствием спускала свою овчарку на девушку, если та замешкается хоть на мгновение. «Это был тяжкий труд, – говорит Линда Райх. – Рыть, рыть, рыть».

На дорогах оставалось еще много снега, и некоторых девушек отправляли его убирать. После работы в полях Эдита с Леей попали в эту бригаду. «Ни метел. Ни лопат. Всё вручную, – вспоминает Эдита. – Мы голыми руками загребали снег на картонки и старые газеты, а потом тащили к обочине». Вечером они с сестрой рухнули на свои соломенные матрасы – чуть живые, «замерзшие и настолько уставшие, что не хотелось даже вставать за хлебом». Более выносливая Лея заставила младшую сестру все же подняться и пойти получить свою пайку. Без еды им не выжить, а Эдита была и без того хрупкой. Лее приходилось все время заставлять сестру есть, пусть даже хлеб был сухой и безвкусный, сделанный – как предполагали многие – из опилок пополам с мукой.

Пайка хлеба, главного блюда в их «меню», была не больше женской ладошки – сантиметров восемь по диагонали. Поскольку женщинам давали лишь по одной в день (мужчинам полагалось две), некоторые придумали способ растянуть пайку, съедая половину вечером, а вторую половину оставляя на утро. Если перед чаем положить в желудок хоть что-то твердое, это помогает продержаться на столь скудном рационе.

Уборка снега подарила Эдите с Леей одну маленькую радость. Они подбирали выброшенные эсэсовцами окурки, добывали клочки старых газет и ссыпали в них собранный табак. По вечерам от огня печки они прикуривали свои самокрутки. Курение для них было не удовольствием, а имело вполне практическую пользу: «помогало приглушить голод».

Крепко сложенную Йоану Рознер (№ 1188) на первых порах поставили работать на кухне. Разумеется, в душе она тихо этому радовалась, надеясь, что там будет легче стащить хотя бы лишний кусочек. Но надежды не оправдались. Эсэсовцы зорко следили за девушками и били даже за морковный очисток. Да и сама работа была не менее чудовищной. Кухонная смена вставала в час ночи, чтобы успеть приготовить чай. Суп и чай варились в гигантских котлах. Две или три девушки должны были забираться по стремянке к бакам с водой, и оттуда, балансируя в неустойчивой позе, одна из девушек наполняла котлы, а остальные поддерживали их, не давая опрокинуться.