Эдера 2 - Операй

Действительно — мало ли кто в Италии может быть на кого похож?

Вот и старый граф. Клаудио дель Веспиньяни сказал ей при первой встрече, что она похожа то ли на музу, то ли на богиню...

Какая разница!

С интересом посмотрев на служанку, Эдера осторожно поинтересовалась:

— Скажи, а граф любил ее?

Маргарита смутилась.

— Да как тебе сказать... Синьор Отторино взял ее из очень небогатой семьи — ее родители имели на Сицилии маленький консервный заводик, и, кроме Сильвии, у них было еще много детей. Братья, сестры. Я видела их только однажды — когда они приезжали на похороны.

— Так любил?

Мазино смутилась пуще прежнего.

— Конечно, я не хочу злословить, — начала она. — не хочу говорить про синьора дель Веспиньяни ничего з-з-з... — она запнулась, подыскивая нужное выражение,— ничего худого, дай ему Бог и Пресвятая Дева здоровья и долголетия. Но мне кажется, что он очень часто вел себя по отношению к бедняжке Сильвии... Ну, я только хочу сказать, что мог бы вести себя лучше...

Сказала — и испуганно осмотрелась по сторонам, будто бы дель Веспиньяни мог присутствовать где-то рядом и слышать сказанное ею.

— Наверное, он очень переживал...

— После ее смерти?

— Ну да.

Маргарита вздохнула.

— И не говори... С тех пор он потерял сон и покой — ведь все мы в палаццо знаем, что вот уже пять лет синьор дель Веспиньяни мучается мигренями и бессонницами... Наверное, он испытывает угрызения совести.

Эдера немного помолчала, но затем вновь поинтересовалась у Маргариты:

— Так он что — изменял ей?

После этого вопроса Маргарита сделала очень испуганное лицо, приложила палец к губам и зашикала — мол, что ты, дорогая синьора, тут не принято говорить о подобных вещах! Ведь ты спрашиваешь меня ни о каком-то простом синьоре, а о самом Отторино дель Веспиньяни!

Эдера смутилась.

— Извини, я только хотела спросить... 

— Я и так тебе слитком много сказала, — произнесла Мазино, поправляя складки своей длинной, шуршащей при каждом движении юбки.

Эдера поняла, что ее любопытство для первого раза зашло слишком далеко, и потому решила не расспрашивать свою служанку об Отторино, справедливо полагая, что у нее будет еще достаточно времени, чтобы рассказать самой все, что она знает о синьоре дель Веспиньяни...

Как справедливо угадала Маргарита, у Андрея действительно не было возможности позвонить Эдере в Ливорно: юг Италии. Сицилия — это не промышленный район севера, с развитой инфраструктурой, со всеми возможностями, которые дает человеку современная цивилизация, где с любого уличного автомата можно позвонить в любую точку земного шара.

Сицилия, которую поэты обессмертили за глубокую голубизну неба, а многочисленные авторы детективов — за страшную омерту — обет молчания местной мафии, всегда была периферией Республики...

Андреа понял это сразу, как только прибыл на аэродром Палермо.

Взяв напрокат сравнительно новый «фиат-крому», Андреа, просмотрев атлас и убедившись, что до полузаброшенной виллы дель Веспиньяни езды не более получаса, немного попетлял по центральным улицам Палермо, после чего выехал на трассу, ведущую за город.

Сразу же за кольцевой дорогой потянулись грязные сицилийские деревеньки — с раскисшими после недавнего проливного дождя улицами, с убогими покосившимися домами из местного дикого камня, сложенными, наверное, еще во времена Джузеппе Гарибальди, с чумазыми ребятишками, играющими в грязи.

Спустя двадцать минут он был у сицилийской виллы рода дель Веспиньяни.

Предкам графа Отторино дель Веспиньяни когда-то явно повезло с архитектором: его сицилийский дом обладал главным достоинством загородного жилища — органично вписывался в местность.

Серые каменные стены, обросшие зеленовато-синим мхом, будто бы вырастали из вереска, венчая собой вершину холма в самой возвышенной точке этого необычайно живописного района под Палермо. Северные окна особняка семьи дель Веспиньяни смотрели на голубую бухту, с юга как на ладони, просматривалась широкая выложенная бетонными плитами дорога из Палермо. Приятное и строгое, без лишних стилевых претензий здание в форме буквы «Н» находилось в окружении старинного парка — прапрадед Отторино, граф Антонио дель Веспиньяни, заново отстроивший эту виллу в середине прошлого столетия, очень любил зелень и насаждал ее повсюду.

По-видимому, этому старому дому, стоявшему неподалеку от снедаемого оползнями побережья, как и древнему латинскому городу Сибарису, суждено было когда-нибудь обрушиться в пучину Средиземного моря, но не скоро — может быть, лет через триста. Во всяком случае, теперь опасность совершенно не ощущалась — родовой дом дель Веспиньяни казался незыблемым и надежным, как и само благополучие этой известной на Аппенинах семьи.

Высокий скалистый обрыв, хотя и тронутый кое-где оползнями, производил впечатление надежности. Юго-восточная скалистая стена дома почти целиком состояла из двустворчатых стеклянных дверей, выходящих на выложенную каменными плитами террасу. Здесь чувствовалось, что кто-то из предков дель Веспиньяни сам приложил руку к планировке дома — во всяком случае, архитектору никогда бы не пришло в голову поставить на обоих концах, террасы большие изукрашенные урны, из которых торчали чахлые, скрюченные на ветрах кусты, да еще подвесить между столбами табличку тирренского мрамора с вычурными готическими письменами.

Однако все это великолепие находилось в весьма плачевном состоянии — в выбитых окнах гулял ветер, сорняки густо росли на когда-то ухоженных клумбах, входная дверь жалобно скрипела на ветру.

Андреа, заглушив автомобиль, зашел вовнутрь.

Шаги его глухо отдавались в просторных пустынных покоях, и у него почему-то возникло такое ощущение, будто бы кто-то может проснуться от этих звуков.

Роскошные золоченые обои оторвались, отклеились, они свисали большими колеблющимися лоскутами. Все покоробилось, сморщилось от времени и издавало тяжелые старческие звуки, кряхтения, скрипы: и иссохшийся занозистый паркет, и резные раскоряченные стулья, и кресла красного дерева, и причудливые фигурные диваны орехового дерева, с выгнутыми, в виде морских раковин, спинками.

Огромные шатающиеся хромоногие шкафы и комоды, полуистлевшие от времени, покрытые толстым слоем пыли, бросали косые, будто бы движущиеся тени на стены. И тень самого Сатти то уродливо вырастала до самого потолка, то падала и металась по стенам и по полу.

Тяжелые драпри на окнах и дверях, когда-то, по-видимому, темно-бордовые, а