Том 2. Вторая книга рассказов - Михаил Алексеевич Кузмин

– Ну, выпейте, после дороги, это необходимо.

– Это можно.

Она поцеловала его на темном крыльце, шепча:

– Право, я даже соскучилась!

Екатерина Петровна была смутна за ужином, и когда они остались вдвоем, она опустила голову на руки, будто плача. Иосиф спросил, наливая сам себе водки:

– Что с тобою, Катя?

– Ничего, – из-за рук отозвалась она.

– Как ничего, когда ты плачешь! Тебя кто-нибудь обидел?

– Нет. Да разве вам это интересно?

– Значит, интересно, раз я спрашиваю.

Отняв руки, Екатерина Петровна промолвила твердо и спокойно:

– Я вам очень благодарна, Иосиф Григорьевич, за ваш благородный поступок, но имейте в виду, что еще не поздно и слово ваше вас отнюдь не связывает.

– Что вы говорите? Разве я соглашусь брать свои обещания назад?

– Бывает, что обещания не берутся назад, а возвращаются, – протянула Екатерина Петровна, глядя в сторону, и продолжала: – Я вас люблю, но ссорить вас с вашими родными и друзьями вовсе не желаю.

– С кем ссорить? Все старые химеры насчет Сони?

– Может быть, и не химеры, и не относительно одной Софьи Карловны.

– Да пойми же, что я хочу этого, и ты была не против; что же тут может быть препятствием?

– Во всяком случае мой совет не торопиться, а подождать осени, я думаю, еще можно ждать месяца три!

– Что это значит?

– Это значит, что до осени я могу еще считаться только невестою, не позоря себя.

Иосиф хотел подняться, но снова опустился и налил себе еще одну рюмку.

– И ты хотела позволить мне взять свое предложение назад? Вот пройдет пост и 16-го же будет наша свадьба!

Екатерина Петровна покраснела и, сказав: «жара какая!», расстегнула кофточку, Иосиф вылез из-за переддиванного стола и, сев рядом с невестой, обнял ее одной рукой, гладя другою по груди.

– Нужно будет вызвать тогда Соню, – сказала, смотря в сторону, женщина.

– Да, да, – рассеянно подтвердил Иосиф, все теснее прижимая ее к себе.

Екатерина Петровна, будто изнемогая, склонялась к нему, говоря:

– Вы – настоящий мужчина теперь, не дитя.

– А помните ваше требование а discretion? – вспомнил Иосиф.

– Оно уже выполнено, – в поцелуе прошептала Катя.

VIII

Эти дни Иосиф проводил почти безвыходно дома, удерживаемый ловкостью и нежностью Екатерины Петровны и приездом отца Петра, вызванного дочерью на предстоящую свадьбу. Священник приехал рано утром, когда еще половина дома спала. Встретил его Иосиф в передней, дружески с ним поцеловавшись; отец Петр был невесел: не то устал с дороги, привыкший ко всяким путям, не то его тяготила какая-то скрытая печаль. И поцеловался он сожалительно, промолвив:

– Поздравляю, поздравляю, спасибо, что не забыли старого батьку. Не следовало бы мне и приезжать на бракосочетание, но сердце не вытерпело. Хоть дома попирую с вами.

– А в церковь не поедете?

– Не полагается.

Катя вышла по-домашнему в капоте, не стесняясь жениха, с небрежно сколотой косой, в туфлях. И она поцеловалась с отцом и женихом, сказав первому:

– Вот ты и приехал.

– Приехал, приехал.

– Умыться хочешь пройти?

– Я пойду распоряжусь, – вызвался Иосиф, чтобы дать время отцу и дочери первой встречи наедине.

– Поздравляю, дочка, вот и второй раз венец примешь.

– Да, не чаяла, не гадала.

– Часто случается; не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Оба замолкли; помолчав, отец Петр произнес:

– Молод он, Иосиф-то Григорьевич, для тебя немного.

– Да. Что же, это бывает; он меня любит.

– Не спорю, не любил бы, не женился бы. А ты его любишь, Катерина?

– Не любила бы, замуж не шла бы.

– Твое дело другое.

И, подойдя близко к Екатерине Петровне, он сказал тихо, беря ее за руку:

– Он – дитя, Катя, ты его не погуби; ответишь Богу.

Екатерина Петровна остро глянула на отца и прошептала:

– Разве кто любит, может губить?

– Ну, хорошо, хорошо. Ты не сердись, я так сказал.

– И так не нужно ни говорить, ни думать.

За завтраком отец Петр спросил:

– А где же Софья Карловна и внук?

– Соня в Петербурге, и Виктор туда же уехал учиться.

– Что же так не подождал?

– Ведь мы будем совсем тихо справлять свою свадьбу, а ученье не ждет, что ему зря болтаться? А Соня извещена, вероятно, приедет.

– Да, так. А то неловко без самых близких такое большое дело делать.

– После завтрака я съезжу, Катя, – сказал робко Иосиф.

– Куда это? – недовольно спросила невеста.

– К Фонвизину.

– Ты его хочешь на свадьбу звать?

– Нет, чужих же, кроме шаферов, не будет.

– Конечно. Да если бы и были, я бы не хотела видеть на свадьбе Андрея.

– Отчего?

– Имею причины.

– Да я и не думал его звать, я просто хотел его видеть.

– Не сегодня; отец приехал, и потом эти дни побудь дома, Жозеф. Напиши ему письмо, если так необходимо.

– Хорошо, и сейчас же это сделаю.

– Строгая будет у вас жена, Иосиф Григорьевич, – заметил, улыбаясь, отец Петр.

Разговор без Иосифа плохо вязался, тетушка молча вздыхала. Екатерина Петровна шумно убирала чашки, гость тоже хранил молчание.

– Что письмо, послал? Дай, я пошлю; туда работник за цветами кстати едет, – сказала Екатерина Петровна, вставая.

Выйдя на черное крыльцо, около которого на одноколке ждал рабочий, она сказала:

– Вот список цветов да еще письмо. Не потеряй роспись, смотри; письмо не так уже важно, дома не будет Андрея Ивановича, отдай кому-нибудь, – и дала ему рубль.

Работник глянул удивленно вороватыми глазами, но Екатерина Петровна, будто что вспомнив, добавила:

– Заезжай лучше за Иваном Павловичем, он цветы выберет и письмо отдаст сам; скажи, что очень просят не отказать.

Тщетно прождал ответа Иосиф.

Свадьба действительно была справлена совсем просто, без посторонних, даже без Виктора и Сони, почему-то не приехавшей. Жених, будто не проспавшийся, был молчалив и сосредоточен; молчалива была и невеста, но тверда и спокойна. На обратном пути веселому поезду пересекла дорогу бричка с Парфеном и Мариной. Старик приостановил лошадь, сняв шапку. Иосиф крикнул:

– Здравствуйте. Куда Бог несет?

– На станцию. Марину везу.

– В Питер?

– В Питер.

– Путь добрый!

Марина была в черном, закутанная, и смотрела неподвижно, будто не видя.

Войдя в дом, встречены были отцом Петром шумно и приветственно, но вскоре и он утишился, видя общую смуту и уныние. И молодая была не разговорчива, напрасно иногда стараясь говорить весело и твердо. Молодой много пил и целовался со всеми. В одну из нередких минут молчания он вдруг сказал: «К нам кто-то едет». И все, прислушавшись, ясно услышали все приближавшийся колокольчик. Потом он затих, хлопнула дверь, и через минуту в комнате очутилась небольшая, горбатая фигура в