Том 2. Вторая книга рассказов - Михаил Алексеевич Кузмин

– Соня, как же мы будем без тебя?

– Ты теперь на верном пути, я буду писать; когда будет нужно, вернусь. Андрей будет здесь.

– Я не могу представить, так вдруг ты едешь. Это не сон?

– Отнюдь. Вон уже и лошади готовы; дождь прошел.

Подойдя к окну, оба остановились: огромная радуга, как блистающий семицветный мост, перекинулась через все небо, и солнце дробилось на мокрых листьях и траве.

– Молись, Жозеф! Какое великолепие! – и она стукала своей ручкой радостно его по плечу, пока Иосиф не перекрестился на чудесный мост в небесах. Соня серьезно перекрестилась тоже и сказала: – Теперь прощай. Ты не будешь брошен.

Когда Екатерина Петровна вернулась к себе после завтрака, бумаг под скатертью стола не оказалось.

VI

Со всех сторон была лесная чаща, так что Иосиф не мог решить, куда идти ему, зашедши сюда, казалось, в первый раз. Ни дороги, ни тропы; только сосны по круглым, как нежные груди, холмам, да скрытые долины с вереском и брусникою. Так тихо было, что странным казалось бы запеть, заговорить, даже шаги будто оскорбляли чем-то окрестное безмолвие. Севши на пень, он снял шляпу и так с непокрытою головою смотрел, будто воочию видя, как солнце клонилось к западу, ярко румяня голубую безлесную вершину высокого холма. Из лесу вышел человек с кузовом за спиною, в руках – длинная палка; он наклонялся, собирая что-то, останавливаясь в раздумье и снова медленно бредя. Белая кудластая собака залаяла на сидевшего неподвижно Иосифа. Старик воззрился и наконец сказал:

– Здравствуйте, баринок!

– Ах, это ты, Парфен? Здравствуй.

– Как это вы забрели в наши места? Неужто пешком?

– А разве близко ваша деревня?

– Наша-то версты три, а от фабрики вы верст десять отошли, если не больше. Заплутали что ли?

– Так шел, шел да и зашел. Ты что, грибы собираешь?

– Грибы. К ужину; теперь Спожинки, пост; дома Марина похлебку сварит.

– Разве она приехала, Марина?

– Приехала ненадолго. А в хорошее место вас Бог привел; хорошо тут, тихо; келью бы построить; жилья далеко нет, только лес да Господь.

– Да, уготованную горницу!

– К нам милости просим, не хотите ли, грибков похлебать, а ввечеру я отвезу вас на фабрику.

– Что ж, я очень рад. А вы уже кончили ваши грибы?

– Набрал достаточно, больше и класть некуда; все шапки, корешков не беру. – И с гордостью счастливого охотника старик повернул к Иосифу свой кузов, где были плотно наложены шапки белых грибов с зеленоватыми и белыми низами. Собака легла у их ног, высунув язык; солнце, совсем низкое, светилось через ветки.

– Тут озеро лесное есть недалеко?

– Есть, с полверсты, нам мимо идти.

– А куда это вы с Фонвизиным ездили на лодке летом; помните, мы вас встретили?

– Не упомню. Я много с ним ездил; наверно, так что на ихний пчельник.

– Разве его усадьба тут недалеко?

– А как же? На озере и есть.

– Что, он хороший человек?

– Очень правильный и добрый барин.

– Про него много дурного говорят.

– Про кого не говорят? Пусти уши в мир, так и не обрадуешься. Андрей Иванович очень добрый и высокой жизни барин. Грехи его судит Бог, а зла он никому не делает и на всякое добро поспешает.

– Какие его грехи?

– Кто знает? Я не духовный его отец, на духу не пытал.

– Но что говорят?

– Глупости. Я – чужих вестей не передатчик, не слушаю даже их, да мне и не говорят, спасибо, ничего.

– Он очень красивый.

Парфен, вздохнув, промолвил:

– Ну, это – пустое; конечно, Божий дар, но на зло может навести.

– Ах нет, его лицо только на добро может подвигнуть.

– Не лицо у них, а лик – так скажу я вам.

Изба освещалась только лампадой и свечой у Архангела, так что наступившие сумерки делали смутной фигуру Марины, прямо стоявшей перед иконами и изредка вдруг падавшей в бесшумном земном поклоне.

– Марина! – позвал ее тихо отец. Та, не отвечая, сделала заключительные поклоны и, подойдя ближе к вошедшим, сказала:

– Кого это ты привел?

– Павел!! – вдруг звонко воскликнула она, отступая.

– Что ты, Марина, Господь с тобою? Это – барин, Иосиф Григорьевич.

Марина стояла, вытянув вперед левую руку с висящею лестовкою.

– Зажги лампу, да свари нам грибов, я принес; барин с нами будет ужинать: достань новую чашку.

– Господи, Господи! – шептала Марина, проходя в другую половину.

– Что с нею? – спросил Иосиф, садясь в сумраке к окну, где видна была тускневшая заря за озером.

– Приняла вас за покойного мужа: схожи ведь вы. Вы на нее не сердитесь.

– Как она теперь, не тоскует?

– Крепится, молится. Спас Сам знает, как спасти ее!

Иосиф повторил:

– Спас нас спасет, как знает.

Марина вошла с лампой; она казалась не похудевшей, не побледневшей, но глаза ее больше прежнего блестели, вдруг потухая.

– Здравствуй, Марина, не узнала меня? – спросил Иосиф.

– Обозналась в темноте, – опуская глаза, сказала женщина.

Парфен вышел запрягать лошадь, Иосиф молча доедал похлебку, меж тем как Марина, положив ложку на стол, смотрела не мигая прямо на огонь лампы. Наконец гость спросил:

– Ну, как в Питере пожила?

– Я-то? Да что же? Что здесь, что там, не все ли равно, где Богу молиться?

– Так что уже не вернешься?

– Нет, вернусь, как только тятенька отпустят.

– Значит, не все равно.

– Да; пожалуй там спокойнее.

– Привыкаешь?

– Чего это? – перевела она глаза на спрашивающего.

– Забываешь? Марина воскликнула:

– Не любили вы, Иосиф Григорьевич, никогда, а то бы не пытали об этом! Как забыть? Как привыкнуть? Молишь Господа, только бы до смерти дотянуть.

Она отвратила свое лицо от гостя, тихо молвила:

– Не могу я смотреть на вас, – грех один.

– Отчего?

– Вылитый Павел: и взгляд, и голос! – И она поднялась с лавки и пошла, придерживаясь за стену. Лошадь была уже готова, и при восходящей августовской луне Иосиф вернулся домой, где беспокоились его долгим отсутствием. Екатерина Петровна сидела на крыльце в платке и крикнула, услышав, что стук колес остановился в тени деревьев у ворот:

– Иосиф Григорьевич, вы?

– Они самые, – отозвался Парфен.

– Что с вами? Куда вы пропали? Мы думали не весть Бог что.

– Целы и невредимы, – раздался из мрака снова голос Парфена.

Екатерина Петровна встретила Иосифа на дорожке и, взяв под руку, тесно прижалась, говоря:

– Что за причуда так пропадать? Можно подумать, что вы избегаете дом, меня…

– Простите, я просто, не заметив сам того, ушел слишком далеко и встретил Парфена, который и привез меня домой.

– Вы хотите есть, конечно, ужасно.

– Нет,