Том 2. Вторая книга рассказов - Михаил Алексеевич Кузмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван Павлович, председательствующий на этом заседании, заявил, что к этому вопросу вернется после очередных дел. Марья Матвеевна, разливавшая чай, занесла щипчики с сахаром, вопросительно глядя на Иосифа.
Тот заговорил:
– Без, без…
– Что? – шептала тетушка.
– Без сахару, не надо! – отвечал Иосиф.
Председатель, позвонив, сказал:
– Предлагаю Иосифу Григорьевичу Пардову высказать свои мысли во всеуслышанье и записавшись.
Очередные дела оказались вопросом, составить ли прежде список нужд и потом просить ассигновки от хозяев, или, получив ее, уже распределять по нуждам, хотя было известно заранее и определенно, какую сумму ассигнуют хозяева, ни больше ни меньше. Голосовали; пять человек воздержались, не слышав вопроса, остальные разделились поровну. Екатерина Петровна глянула на Иосифа и сказала:
– Повторяю свое предложение.
Егерев начал длинную речь, заканчивавшуюся словами: «Мы не будем касаться побуждений, заставивших Екатерину Петровну Озерову сделать ее предложение. Личные отношения к кандидату пусть не действуют на избирателей».
– Что он болтает про отношения? – громко и недовольно отозвалась тетя Маша. Все с любопытством смотрели на Иосифа и Екатерину Петровну.
– Не угодно ли сказать вам что-нибудь, Иосиф Григорьевич Пардов?
– Мне? – спросил будто дремлющий Иосиф.
– Скажите что-нибудь, – шептала Екатерина Петровна рядом.
Иосиф поднялся и сказал:
– Я скажу… я скажу, что Екатерина Петровна – моя невеста.
В молчанье было слышно, как выпала ложка из рук тети Маши.
V
Был праздник, и день был праздничный: так солнечно, ярко и тепло было в саду и полях. Соня ходила по дорожке с Иосифом и Виктором, теребя сорванную травинку в руке.
Тень от девушки на красноватом песке была ниже даже тени от Виктора. Глядя на густо-синее небо без облаков, она, будто продолжая разговор, промолвила:
– Не правда ли?
– Да, я никогда не подумал бы, что человек может так очаровывать.
– Не правда ли?
– Он говорил мне…
– Иосиф, не передавай его слов никому, ни даже мне. Это сохрани в душе своей и думай про себя. Не правда ли, – снова она начала, – что казалось бы радостно всякое горе, несчастье, смерть даже за него?!
– Он имеет большую силу.
– И потом его лицо!..
– Да, насчет наружности Андрей Иванович может поспорить с кем угодно, – вмешался Виктор.
– Когда он меня поцеловал… Соня остановилась:
– Он целовал тебя, Жозеф? О! так поцелуй и ты меня! – прибавила она, зардевшись. Иосиф наклонился к поднявшейся на цыпочки девушке и звонко поцеловал ее в щеку.
– Не так, не так! – и она сама прикоснулась к его устам.
– Ну уж и меня тоже за компанию! – попросил мальчик.
Поцеловались и эти.
– Как хорошо, Жозеф, теперь мне за тебя не страшно! Ты наш: нас трое!
– И даже четверо, пятеро, – считал по пальцам Виктор.
– Кто же еще? – спросил Иосиф.
– Их много; ты узнаешь, – серьезно ответила Соня и снова заговорила об Андрее. Повернув к дому, она прибавила небрежно:
– Вечером вчера ты поступил, конечно, очень благородно, но, разумеется, это дело еще далеко не решенное?
– То есть в каком смысле?
– Насчет твоей свадьбы…
– Отчего?
– Ну это там видно будет, не завтра же под венец?
– Конечно, не завтра.
Войдя в комнату Екатерины Петровны, Иосиф застал свою объявленную невесту за разборкой каких-то бумаг. На столе и стульях в беспорядке или, быть может, ей одной известном порядке были разложены разного формата бумаги и письма, перевязанные в пачки и свободные. У печки лежали приготовленными дрова.
– Что ты, Катя, делаешь?
– Разбираю еще мужнины старые бумаги.
– А дрова зачем?
– Вчера с вечера что-то лихорадило, думала на ночь сама затопить.
– Помилуй Бог! И без того жара невозможная.
Екатерина Петровна ничего не отвечала, кутаясь в платок и поспешно завязывая бумаги, кроме двух, трех, в одну пачку. Услышав стук в дверь, она быстро заговорила, выпроваживая жениха.
– Прости, пожалуйста: ко мне хотели прийти по делам, к завтраку хотелось освободиться.
Несвязанные бумаги она быстро сунула под скатерть на столе. Вошедший Иван Павлович начал так же, как и предыдущий посетитель: «что ты, Катя, делаешь?», но ответ последовал другой. Екатерина Петровна сбросила платок и, присев на пол перед печкой, стала подкладывать дрова.
– Что означают эти приготовления?
– Вам известно, что ожидаемые гости прибыли и не сегодня, завтра пожалуют ко мне?
– Что же вы думаете делать?
– Нужно бы ваши бумаги и отдать по принадлежности, но губить вас я не желаю, тем менее подвергать себя опасности.
– И хотите устроить аутодафе?
– Вот именно, и надо очень торопиться, так как могут войти и застать нас, – говорила Екатерина Петровна, раздувая пламя затрещавших дров.
– Здесь все бумаги?
– А что бы вы хотели сохранить на память?
– Наоборот, я боюсь, не забыли ли вы чего-нибудь?
– Я не знаю; как пачка была, так и осталась, я не любопытна, даже не развязывала ее.
– Но как вы узнали, что опасность близка?
– Узнала. Хоть вы меня и упрекаете увлечением личными делами, но я оказалась деятельнее и осведомленнее вас.
– Может быть, это – ложная тревога.
– Может быть. Только тогда потрудитесь взять назад свои бумаги, так как у меня, оказывается, вовсе не такое безопасное место, как мы предполагали.
– Отчего? Разве в доме завелась измена?
– Не измена, а просто люди, не совпадающие взглядами.
– Кто же?
– Хотя бы Соня Дрейштук; недаром она дружит с Андреем Фонвизиным; знаете, от мундира нужно всегда подальше.
– Я думал, что Софья Карловна просто-напросто влюблена в господина Фонвизина.
– Тем хуже. Ну, так решайте скорее: печь растопилась.
Иван Павлович закрыл глаза рукою и подумал минуту, меж тем как Екатерина Петровна мешала уже рассыпавшиеся красные поленья. Вздохнув, он сказал:
– Ну, куда ни шло, жгите.
– Я думаю, это – самое разумное.
И она всю пачку с усилием запихнула в отверстие печки. Поднялся сильный дым.
Иван Павлович проговорил:
– Только дым! От стольких лет жизни, работы, радости, забот о многих людях – только дым!
– Будет и огонь! – усмехнувшись заметила вдовушка. – Только не долговечный, и куча золы.
– Здесь все бумаги? – спросил Егерев, указывая на пачку, объятую уже языками огня.
– Все, – ответила твердо Екатерина Петровна. – И идите скорее: нужно открыть окна, выветрить и чтобы вас здесь не видели.
Проводив и второго посетителя, Екатерина Петровна нащупала положенные под скатерть бумаги и вышла к завтраку.
Жаркий день привел к быстро прошедшей грозе, шумевшей веселым дождем. Соня вошла в старомодной шляпе и вечной своей накидке, с сумочкою в руках и сказала сидевшему Иосифу:
– Ну, Жозеф, прощай, я еду.
– Как едешь? Куда?
– В Петербург, к Леле, я
