Спи со мной. Грёзы - Натали Стердам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слышала, что случилось с Команданте? – спрашивает бородатый Фил, согласившийся когда-то научить меня водить, если я брошу наркотики.
– Нет, а что с ним? – Открываю фисташку, оставляя скорлупу на салфетке.
Команданте – прозвище, которое старый друг Олава получил после того, как пересек Латинскую Америку на мотоцикле, повторив легендарный маршрут Че Гевары. Впрочем, с аргентинским революционером его объединяло не только это – вряд ли во всей Скандинавии существовал человек отчаяннее и свободолюбивее Команданте. Долгие годы он служил для меня примером того, как важно верить в идею даже если все вокруг говорят, что она безумна.
– Не вошел в поворот на скорости, – говорит Фил, и фисташка падает на пол.
– Он… – мне страшно произнести «погиб». Будто этого не произойдет, и с Команданте все будет хорошо, если я не скажу о смерти вслух.
– Нет. – Качает головой бородатый байкер, и спазм, сжимающий легкие цепкой лапой мрачного жнеца, наконец отпускает. – Но лежит в коме уже месяц.
– Вот черт!
Чувствую отчаяние и злое бессилие. Команданте не заслужил такого – превратиться в подключенный к аппаратам овощ, едва отпраздновав сороковой день рождения! И без того плохое настроение портится окончательно. Пообщавшись с Филом еще полчаса, прощаюсь и выхожу на улицу.
В воздухе пахнет дождем. Темнеющее с каждой секундой небо разрезают молнии. Раздается раскат грома, но я нажимаю «Play» и его тут же заглушает дип-хаус. Плохая, очень плохая затея – слушать в наушниках электроорган с фортепиано, когда едешь со скоростью почти двести километров в час, а гроза вот-вот обрушится на город, превратив сцепление с дорогой в символическую условность.
Зейн называет меня «девочка-джинн», но сегодня я – «девочка-самоубийца», для которой не существует «завтра». Выжимаю газ. Первые капли дождя падают на куртку. Блаженны адепты скорости, ибо только они узрят конец адской гонки15. В тусклом свете фар ничего не видно дальше метра, ливень заливает защитное стекло, и я поднимаю его, вдыхая сладкий и одновременно резкий запах озона. Наконец в моей душе воцаряется спокойствие. Я знаю, что делать.
***
Точка входа меняется. Если в прошлый раз я не нашла в ней несочиненные стихи, то этой ночью на потолке нет карты звездного неба, а на стенах – рисунков гор.
– Ну что за дерьмо… – флегматично говорю я в пустоту.
Меня больше не удивляют пропадающие вещи. Меня удивляет собственная реакция на это. Стоило бы впасть в панику вместо того, чтобы планировать путешествие в Рим. Что со мной не так? Ведь происходит что-то ненормальное даже для мира сна, который и до этого не подчинялся привычным законам физики.
Однако я здесь не за тем, чтобы опять проигнорировать происходящее и уснуть на подушках… пока здесь вообще есть подушки. Подхожу к двери, вспоминая фотографию, на которой смеющийся Команданте позирует на фоне Мачу-Пикчу. Не представляю, как выглядит кома изнутри, но что-то подсказывает: свет в конце тоннеля – это сомнительная байка для оптимистов. Я хочу посмотреть, в каких измерениях находится сознание Команданте и попытаться вернуть его в реальность.
Поворачиваю ручку и… взгляд тонет в плотном тумане, сотканном из неизвестности и страха. Место, откуда невозможно вернуться. Место, к которому не стоит приближаться ни при каких обстоятельствах. Не посмертие, но лабиринты сознания – теперь я знаю это точно. Замираю, вглядываясь в белую пелену, и пытаюсь примириться с увиденным. Если впавший в кому Команданте сейчас там, это значит… что и отец тоже?
Медленно закрываю дверь и сползаю по ней с другой стороны. Как заевшая пластинка граммофона, в голове крутится единственная мысль: «Он жив. И ему нужна моя помощь». В этот момент я понимаю, что больше не могу бежать от проблем, забываясь в путешествиях и бессмысленных гонках со здравым смыслом. Ничего не изменится, пока я не приму решение, а если и изменится, то последствия мне вряд ли понравятся – в этом Зейн, скорее всего, прав. Зейн… Вот и пришло время встретиться.
***
Я вновь оказываюсь во дворце, но он совсем не похож на тот, в котором я нашла джинна в первый раз. Другая архитектура, другой камень… другая эпоха. Вдыхаю горячий воздух, ощущая, как над верхней губой появляется испарина. Как же здесь жарко!
Выглядываю в один из оконных проемов и меня тут же ослепляет яркий солнечный свет. Привыкнув к нему, оглядываюсь вокруг. С одной стороны виднеется покрытая колючим кустарником и полынью пустыня с белесоватыми пятнами солончаков, с другой возвышаются скалистые красно-желтые холмы. У стен дворца раскинулся окруженный широким зеленым кольцом оливковых и пальмовых рощ город. С удивлением смотрю на огромные храмы, триумфальную арку из базальта, высокие колоннады. Невероятно.
Я готова разглядывать этот пейзаж бесконечно, но мне надо найти Зейна. Хожу по длинным коридорам дворца, пытаясь попасть в залы или комнаты, однако все они заперты. Внезапно откуда-то справа раздаются голоса, и я иду на звук, стараясь не выдать своего присутствия. Дойдя до единственной приоткрытой двери, останавливаюсь и издалека заглядываю внутрь. У стола стоит одетая в пурпурную тунику красивая женщина с гордо поднятым подбородком. Длинные темные кудри обрамляют лицо, на котором особенно выделяются большие черные глаза. В них – воинственность и сила, страсть и обещание величайшего наслаждения. Браслет в виде обвивающей предплечье золотой змеи подчеркивает смуглую матовую кожу. Хмурюсь. Разумеется, Зейн не скучает в одиночестве.
Как ни странно, я вижу джинна не в постели незнакомки, а в массивном кресле из слоновой кости. Он тоже одет в хитон, но в белый, а зеленые кудри украшает тиара с драгоценными камнями. Боже, какая вычурность. Или я просто ревную?
Не замечая меня, Зейн произносит:
– Моя царица, поверь, тебе нельзя идти на Аврелиана. Эта война принесет Пальмире не победу, а погибель.
Та, кого он назвал своей царицей, заставив меня нахмуриться еще больше, сверкает глазами и ударяет кулаком по столу. Лежащие на расчерченных географических картах фигурки вооруженных воинов падают на пол.
– Не забывайся, джинн. Ты говоришь с Зенобией Септимией, единственной, кому удалось объединить Восток и заставить дрожать в страхе Римскую империю. Как смеешь ты говорить мне, что делать?!
Зейн почтительно склоняет голову.
– Прости мою дерзость, Зенобия. – На секунду я слышу в его голосе грусть. – Безусловно, ты должна действовать так, как считаешь нужным. Историю не изменить, а подделывать сны недостойно по отношению к твоей памяти.
Женщина подходит к Зейну и ласково проводит ладонью по густым
