Спи со мной. Грёзы - Натали Стердам

ее слушать. Рано или поздно мне придется столкнуться со своими страхами, если я не хочу вечно оставаться заложницей собственного прошлого. Так почему бы не сделать это сейчас?

Вспоминаю урок, который Зейн дал мне в пустыне. Намерение, концентрация, энергия. С последним сложнее всего, потому что точка входа продолжает разрушаться, а я – терять силу. Но мне нужно взять сны под контроль и научиться закрывать их, если я не хочу и дальше плыть по течению, которое определили для меня другие. Вернее, другой. Асаф. Я все еще не понимаю, зачем он преследует меня, но в одном Зейн прав – явно не для того, чтобы пригласить в кино или подарить букет ромашек.

Приняв решение, впервые за долгое время успокаиваюсь и засыпаю без помощи мелатонина. Очнувшись в точке входа, несмело осматриваюсь. Сначала мне кажется, что с последнего раза, когда я была здесь, ничего не изменилось, но потом я замечаю, что больше не чувствую запах дождя.

– Да чтоб тебя!

Ощущение, что меня обкрадывают, невыносимо. До недавнего времени я довольствовалась ролью наблюдателя, но теперь пора действовать. Подхожу к двери. Буду считать, что выполняю домашнее задание на тему "Как закрыть сон от психопата".

Затянутое облаками небо отражается в окнах домов. Шпиль Крайслер-билдинг вспарывает его тонкой иглой из нержавеющей стали и нанизывает на кончик острия. Запрыгиваю на парапет крыши и иду по самому краю, подставив лицо ветру, глядя вниз, на рассеченный Гудзоном город. Здравствуй, Нью-Йорк. Я скучала.

Останавливаюсь и делаю глубокий вдох. Намерение. Я закрою свой сон от постороннего вмешательства. У меня получится. Концентрация. Сила собирается на кончиках пальцев и стремится к солнечному сплетению, вибрирует, просится наружу. Энергия… «Проще всего получить ее из собственных эмоций – любви, ненависти, страха». Пожалуй, стоит начать с любви.

Все вокруг намного интереснее, когда надеваешь солнцезащитные очки. Море окрашивается в темно-синий, а небо – в оранжевый. Надувной розовый фламинго клюет мокрый песок, и набегающая волна чуть не уносит его в море.

– Папа! – кричу я. – Помоги!

Смуглая рука с массивным золотым перстнем, в котором сверкает крупный изумруд, вытаскивает мой спасательный круг на берег за секунду до того, как он исчезает в воде, а затем поднимает над кромкой прибоя меня. В этот момент мне кажется, что я выше проплывающего вдалеке парохода, качающихся у серых скал буйков, похожего на гигантскую цветную птицу параплана над головой. В этот момент я счастлива.

В глазах стоят слезы, и я закусываю губу, чтобы не расплакаться. Меня переполняет любовь. Я выдыхаю ее в сон. Чувство становится невидимой материей, обретает плотность. Подобно рождественскому шару, оно заключает в себя весь воображаемый мир, создавая впечатление, что его можно встряхнуть, и через несколько минут все снова будет, как прежде.

Я ощущаю свой сон – то, что вижу сейчас, и то, что рождается из глубин подсознания и происходит без моего участия. Я слышу крики чаек на Брайтон-бич, возбужденный гомон брокеров с Уолл-стрит, гудки отправляющихся с Центрального вокзала поездов, ругательства черного барыги, голос пожилого пакистанца в такси, объявляющего несуществующему пассажиру: «Семнадцать долларов, мистер». Я слышу, как бьется в венах этого города жизнь – без цензуры и сантиментов, подпевая Синатре: «Хочу проснуться в городе, который не спит, и узнать, что я король горы, ее вершина»17.

Я чувствую запах китайской еды из Чайна-тауна и чеснока, жареного фалафеля и свежеиспеченного хлеба, пиццы по доллару за кусок и латте с обезжиренным молоком. Я чувствую зловоние канализации и перебивающий его дорогой парфюм, индийские специи и мокрый асфальт, аромат роз и запах бетона. Я чувствую, как пахнет пот роскошной латиноамериканки, возбужденно прижимающейся к высокому кудрявому парню, который шепчет ей что-то на испанском в небольшой квартирке на окраине Бронкса.

Я вижу толпы туристов на Таймс-сквер, рекламные щиты с яркими баннерами, репетирующих на Бродвее артистов, спешащих по Пятой авеню бизнесменов, подлинники Пикассо и Уорхола в Метрополитен-музее, стоящую на разбитых оковах с факелом в руках статую Свободы, проезжающего по Бруклинскому мосту велосипедиста. Я вижу продавца в антикварной лавке у Юнион-сквер и впервые пробующего сигарету старшеклассника, парней на баскетбольной площадке у колледжа и взмывающие в небо из аэропорта Джона Кеннеди самолеты. И еще я вижу огромную окровавленную тушу свиньи, которая похрюкивает в конвульсиях, но не умирает. Я вижу ее прямо за своей спиной, а когда оборачиваюсь, то понимаю, что стою на крыше не одна. Асаф смотрит на меня немигающими глазами, не замечая, что правый ботинок испачкался в свиной крови.

Не двигаюсь, судорожно пытаясь понять, что пошло не так. Как ему удалось попасть в мой сон, если я сделала все для того, чтобы его закрыть? Неужели сил не хватило? Перед глазами встает крутящаяся ручка лебедки и мне вновь становится дурно, однако я стараюсь не выдать своего испуга, лишь молча слежу за Асафом, готовая в любую секунду прыгнуть вниз или начать защищаться.

Он медленно шагает к парапету, оставляя за собой кровавые следы. Осторожно отхожу в сторону, чтобы мой преследователь не сократил дистанцию, но, похоже, что он и не планирует этого делать. Во всяком случае, пока. Остановившись в нескольких метрах, Асаф глядит на меня, препарируя взглядом. Когда он смотрит на мои татуировки, в его голосе звучит нескрываемая неприязнь.

– Ты изменилась.

Я никогда не стеснялась рисунков, которые оставлял на моей коже Олав, но почему-то сейчас мне хочется прикрыться. Вместо этого я отвечаю ему, догадываясь, что могу пожалеть о своих словах:

– Зато ты все такой же мудак, как и двадцать лет назад.

Инстинкт самосохранения нередко подводит меня в самый неподходящий момент. Например, сейчас. Но Асаф не нападает. Он, прищурившись, разглядывает мое лицо, а потом с отвращением произносит:

– Женщина не должна сквернословить. Закрой рот прежде, чем из него вырвется брань.

Поверить не могу. Ему никто не сказал, что мы живем в двадцать первом веке? Впрочем, пещерный сексизм – не главная из моих проблем. Раз уж мы наконец встретились, задам вопрос, который уже давно не дает мне покоя.

– Что тебе нужно?

– Кольцо.

Я не ожидала, что он ответит прямо. Мне казалось, Асаф начнет юлить, оскорблять или угрожать. «Кольцо». Так просто. Знать бы еще, о каком кольце идет речь… Может быть, он думает, что я джинн и могу исполнять желания? Тогда он будет крайне разочарован, узнав, что единственная сверхъестественная способность, которой я владею – контроль над снами. Возможно, если я объясню, что он заблуждается, мы благополучно разойдемся и он перестанет меня преследовать? Наивно на это рассчитывать, но попробовать стоит.

– Послушай, у меня нет кольца, я не джи…

– Глупая девчонка. – Перебивает Асаф и брезгливо морщится. – То, что ты не джинн, я понял еще тогда, в машине. Все, что у тебя есть – немного