Их было 999. В первом поезде в Аушвиц - Хэзер Дьюи Макадэм

И всем им на головы сыпались и сыпались немецкие приказы.

Спрыгнувший из вагона доктор Изак Кауфман оказался в гуще этого хаоса и потребовал от эсэсовцев ответов на вопросы. Куда они приехали? Почему в вагонах не было одеял для девушек? И еды? И воды? Вопросы, которые задал бы любой врач.

Эсэсовцы смеялись ему в лицо, и он распалялся все сильнее. Линда Райх наблюдала, как доктор в смятении носится между эсэсовцами, пытаясь помешать им бить девушек и вопя о невыносимых условиях. Он хотел знать, кто за это отвечает и как президент Тисо мог одобрить подобное издевательство?

Поначалу эсэсовцы его дразнили, потом посыпались удары плетью – по спине, ногам, лицу. Он пытался защищаться. Но результат был предопределен. После очередного удара он рухнул наземь, и его забили ногами до смерти[31]. Доктор Кауфман в самом лагере так и не появился. Его имя не упоминается в исторических документах о погибших в Аушвице, но он фактически стал первой жертвой из первого еврейского транспорта. Или уже второй?

– Нам известно, что в том поезде одна из женщин умерла, – говорит крупнейший специалист по истории первого транспорта профессор Павол Мештян. Мы сидим у него в кабинете в братиславском Музее еврейской культуры. Выходные накануне мы провели на мероприятиях, посвященных годовщине первого транспорта и памяти этих женщин. В 2001 году доктор Мештян начал заниматься их историей и с тех пор посвящает ей немалую часть своего времени. Именно благодаря его стараниям словацкое правительство повесило в Попраде мемориальные доски на вокзале и на здании казарм (там сейчас школа), где держали девушек. На столе перед нами лежат редкие документы, найденные им за эти годы: продовольственный протокол, счет, выставленный СС и оплаченный словацким правительством за депортацию евреев… – документы, которые ему удалось раскопать в заплесневевших старых коробках Национального архива Словакии. Через его помощницу и мою переводчицу, доктора Станиславу Шикулову, я спрашиваю, известно ли имя погибшей?

Профессор качает головой.

Ходили слухи, что одна из девушек выпрыгнула из эшелона, когда тот проходил по территории Венгрии (границы в те времена отличались от сегодняшних). Но по дороге из Попрада в Аушвиц она никак не могла покинуть вагон. Эдита в этом абсолютно уверена, и я тоже. Выехавшие 25 марта из Попрада девушки прибыли 26 марта в Аушвиц в полном составе, это подтверждается двумя списками – словацким и немецким.

В архивах Яд Вашем есть словацкий документ, где упомянуто, что одна из женщин умерла в транспорте, но ее имя не называется. Есть комментарий в конце одного из списков, куда внесены имена 99 девушек из разных городов. Три девушки – уроженки Польши (одна из Кракова!) и еще две – из Будапешта, хотя в первоначальном списке указано, что они из Словакии. Все девушки, фигурирующие в этом непонятном документе, были в первом транспорте, их имена есть в списке от 24 марта 1942 года. Короткий список формально датирован 25 марта, но выясняется, что составлен он позднее, его автор – Йозеф Шебеста, «историк-любитель, который в 2003 году помог организовать первые мемориальные мероприятия в Попраде», – объясняют мне доктор Шикулова и профессор Мештян. Он «работал в словацком Чешском обществе и огромное количество времени провел, роясь в архивах и беседуя с оставшимися в живых», собирая информацию о том транспорте. Что же это за документ? Может, это выжившие, чьи имена Шебесте удалось установить после войны? Или он пытался составить перечень депортированных девушек, когда еще в германских архивах не обнаружили полный первоначальный список? Собеседники заверяют меня, что «нет оснований сомневаться в смерти одной из женщин, поскольку этот факт многократно упоминается в рассказах свидетелей, и Шебеста тоже наверняка от кого-то о нем слышал».

Очень многие документы о смерти женщин исчезли, похоже, навсегда, но в Sterbebücher – аушвицких «книгах регистрации смертей» – одно имя выделяется среди других. Йолана Сара Грюнвальд. Она родилась 14 июня 1917 года, а свидетельство о смерти датировано 27 марта 1942 года, то есть на следующий день после прибытия первого транспорта. Ей было 25 лет.

В конце составленного Йозефом Шебестой шестистраничного списка он пишет:

«Из Попрада депортировали одну тысячу женщин. Но в Аушвиц прибыли только 999. Одна умерла по дороге. В лагере женщинам присвоили номера – от 1000 до 1998. Под номером 1000 значился единственный депортированный врач, доктор Изак Кауфман, родившийся 4 февраля 1892 года в Беловеже…»

Тут еще одна нестыковка: из Попрада выехали 997 девушек. Во втором списке, отпечатанном немцами в Аушвице 28 марта 1942 года, где имена расположены в алфавитном порядке, указаны те же самые 997 человек. Стали бы они включать девушку в список зарегистрированных в лагере, если она на тот момент уже была мертва?

Глава одиннадцатая

Чем страшнее опасность, тем ближе Бог.

Девушек гнали по бескрайней и безжизненной польской равнине сквозь туман и непогоду. Впереди – как рассказывала Линда Райх – «мерцающие огоньки и какие-то коробки». Приблизившись, они увидели обнесенные колючей проволокой двухэтажные кирпичные бараки. Холод пронизывал до костей. Шквалы штормового ветра обрушивались на поля, покрывая их острогорбыми снежными наносами. Было около нуля градусов. Эдита дрожала и старалась держаться поближе к сестре. Если бы родители знали… если бы они только знали.

Неуверенно ступая по грязной дороге, девушки ковыляли прямо в этот апокалипсис. Отключившись от окружающего телом и сознанием, они плелись по промерзшей земле чужой страны. Над их хрупкими силуэтами поднялся окрашенный в красно-белую полоску шлагбаум, и они прошли под чугунными лживыми буквами, которыми Аушвиц встречает каждого заключенного: Arbeit Macht Frei, «Труд освобождает». Никто из девушек в тот момент не обратил внимание на перевернутую вверх ногами литеру «B» – ее так приварили в 1940 году польские узники – одна из первых акций сопротивления в этом месте, которое позднее поглотит их жизни.

При виде большого кирпичного строения с огромной трубой Линда прошептала подруге: «Это, наверное, и есть фабрика, где мы будем работать». На самом же деле это была газовая камера, которая на тот момент еще не функционировала.

Четыре родные и три двоюродные сестры Циммершпиц неуверенно вошли на территорию. Фрида, старшая из сестер, пробормотала, обращаясь к остальным: «Мы тут не останемся».

Не все 997 женщин были здесь иностранками. По иронии судьбы, девушки, сбежавшие из Польши в безопасную Словакию, теперь вернулись на родину – могли ли они подумать тогда, что возвратятся узницами? Проходя мимо своих земляков, они думали, что глазеющие на них мужчины похожи на умалишенных из клиники. На самом деле это были участники первой волны Сопротивления, которых схватили в 1939 году после оккупации Польши. Многие из них сделали бы что угодно, лишь бы помочь вновь