Их было 999. В первом поезде в Аушвиц - Хэзер Дьюи Макадэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В темноте зловонного вагона девушки пытались отыскать своих подруг. Сквозь щели между досками они видели, как бледно-желтый свет снаружи становится сначала нежно-розовым, потом – лиловым, серым, черным. Состав шел, переваливаясь с боку на бок. Его груз был гораздо легче, чем при привычной перевозке скота на бойню, и поэтому вагоны раскачивало из стороны в сторону. Те, кого укачало, склонились над ведрами, их рвало, пока в желудках, кроме желчи, не осталось ничего. Да и что в них могло быть после пяти дней жизни впроголодь? Когда поезд ускорял ход, в щели со свистом задувал холодный ночной ветер. Девушки дрожали, стуча зубами. Рыдания и ужас – вот общее состояние, охватившее всех.
«И мы по-прежнему оставались в неведении, куда нас везут». – Голос Эдиты до сих пор пронзителен и исполнен негодования, хотя прошло уже 75 лет.
Адольф Амстер добрался до попрадских казарм, когда уже совсем стемнело, и застал лишь опустевшее здание. Остававшиеся там охранники – возможно, из местных, – которые видели хаос, творившийся перед отправкой состава, сказали ему, что девушек повезли в Жилину. Амстер поспешил к машине, и они с шофером взяли путь на запад, к последнему крупному железнодорожному узлу у границ Словакии с Польшей и Чехией.
Восточная ветка сначала шла по периметру крупного плато, а потом от нее отделялось несколько новых путей, расходящихся в разные стороны. В тех местах на плато, где железная дорога пересекалась с автомобильной, не стояло никаких шлагбаумов. Там не было даже никаких предупреждающих знаков. Лишь маленькие зеленые огоньки в ночи – глаза оленей, поднимавших голову от пастбища. Лучи фар буравили темноту. Фермерские поля остались позади, начинался длинный медленный подъем в гору между соснами, снежными змейками и черными наледями. Дорога на Жилину несколько раз пересекала железнодорожный путь, поэтому состав оказывался то со стороны водителя, то со стороны пассажира, шел то ниже машины, то выше. Если Адольфу Амстеру случалось подъезжать ближе к поезду, то сквозь мрак ночи он мог разглядеть, как луч прожектора заднего вагона мажет каменистые берега реки Ваг.
Из узкого ущелья поднимался туман. Состав катился мимо подгорий и девственных лесов, снижая скорость на крутых поворотах, медленно минуя подъемы и спуски на перевалах, до того места – сразу за городком Врутки, – где железная и автомобильная дороги стали вместе подниматься к коварным перевалам Малой Фатры. И тут поезд обошел своих соперников на дистанции: он сделал финт, нырнув прямо внутрь горы, в тоннель, чья темень вскоре поглотила свет его заднего прожектора. Пока шофер Адольфа Амстера и другие водители преодолевали горные виражи, время тикало против них. Состав вынырнул из тоннеля, который сэкономил ему добрых полчаса езды, всего в 20 минутах от жилинской развязки, оставив отчаявшихся отцов далеко позади.
Обычный пассажирский поезд едет быстрее машины, но скорость товарного состава с вагонами для скота заметно ниже, и это давало отцам шанс на победу. Но этому составу не требовалось делать остановки и брать новых пассажиров. Он просто слегка притормозил на станциях Штрба, Липтовски святы Микулаш и Врутки, оставляя за собой железнодорожные переезды, пока не доехал до Жилины. Там он остановился.
Крупная узловая станция Жилина была – и по сей день остается – местом пересечения железнодорожных веток, идущих на восток – в сторону Попрада, на запад – к Чехии и Германии, на юг – до Братиславы и Будапешта и на север – к Польше. Здесь прицепляют и отцепляют вагоны, а составы переходят с местных путей на магистральные, и наоборот.
После старта «окончательного решения» железнодорожное движение через Жилину стало еще более интенсивным, станция превратилась в главный центральный узел всей словацкой (а позднее и венгерской) депортации. Именно сюда прибывали все эшелоны с евреями и перенаправлялись затем на север.
Переход с одного пути на другой – небыстрый процесс, особенно для длинного, неповоротливого товарного поезда. Состав исполняет своего рода танец между путями – сначала медленно задом пятится по одному пути, потом ждет, пока переведут стрелку, и лишь после этого осторожно движется вперед, переходя на другой путь, затем тем же способом – на следующий и так далее. Сколько путей ему нужно сменить, прежде чем попасть на нужный, столько раз он и повторяет этот зигзагообразный танец.
Сквозь щели вагонов девушки наблюдали, как состав, лязгая и качаясь, перебирается через ромбовидные крестовины стрелочных переводов. Пункт назначения – неизвестен.
Не будь немецких и польских железных дорог, холокост не унес бы столько жизней. Для ликвидации двух третей еврейского населения Европы понадобилось всего две тысячи составов. В 1944 году каких-нибудь 147 поездов перевезут 450 тысяч венгерских евреев. Станция в городке Освенцим, обслуживающая концлагерь Аушвиц, станет одной из самых загруженных: 619 составов, работающих на маршрутах депортации по всей Европе. Никто из немецких чиновников-железнодорожников ни разу не отказался пропустить хотя бы один транспорт. Кстати сказать, СС платили Германским железным дорогам (Deutsche Reichsbahn) за перевозку каждого депортированного еврея плюс дополнительная оплата за чистку вагонов. Перевозка взрослых и детей старше десяти лет стоила 4 пфеннига за километр, дети младше четырех лет перевозились бесплатно. От словацкого приграничного города Чадца до польского Освенцима – 106 километров, то есть транспортировка одного взрослого от границы стоила примерно 4,24 доллара.
Через пару недель начнет расти число словацких составов, появятся французские составы, нагрузка на железные дороги усилится, и перевозка евреев в списке приоритетов сместится на самое последнее место. Самые важные – это военные эшелоны, далее за ними – транспорты снабжения, потом медицинские составы и платное пассажирское обслуживание; даже пустым поездам давался более высокий приоритет, чем еврейскому «грузу». Возможно, именно поэтому первый транспорт из Попрада отправили только в 20:20. Ночь – лучшее время для грузовых перевозок, и к тому же темнота обеспечивала завесу секретности.
Девушки и без того уже перенесли серьезную травму – их вырвали из родного дома, с ними обращались, как с преступницами, их морили голодом. Пребывание в попрадских казармах стало первым шагом в психологическом процессе «декультурации». Но когда тебя запирают в вагоне для скота и считают за груз – это уже касается не просто культурной идентичности, но и места среди человечества. Девушки перестали понимать, во что верить. Все их надежды с хрустом дробились под колесами этого транспорта.
Адольф Амстер бежал по жилинской платформе, вознося Богу гневные выкрики. Транспорт уже покинул станцию. Он стоял на пустом перроне, исполненный ярости и боли, – мужчина,
