Их было 999. В первом поезде в Аушвиц - Хэзер Дьюи Макадэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец вставлена завершающая страница, и в список вносятся последние две девушки – 19-летняя Гермина Нойвирт и ее сестра Гиза (25 лет) из Стропкова. Время, наверное, уже близилось к вечеру, когда в списке появилось финальное число – то самое, некорректное 9-9-9.
Глава девятая
История почти всегда обманывает ожидания простого человека.
Мин Чжин ЛиПопрад, четверг, 25 марта 1942 годаТелеграмма из министерства Конки по поводу «предварительного освобождения от работ» согласно поправке § 255 была адресована «всем главам районов, начальникам полицейских участков и руководителям организаций Братиславы и Прешова – лично в руки» и снабжена пометкой «конфиденциально и срочно». Эдита и Лея, Адела Гросс, Магда Амстер, Магдушка и Ольга Гартман – это лишь некоторые из девушек, кого эта поправка могла спасти.
«Не исключено, что евреям, подавшим прошение об освобождении в соответствии с постановлением, позволили [выделение наше] работать, и их имена были включены в списки.
В таких случаях главам районов об этих евреях известно, прошения для последующего рассмотрения подаются через их ведомство или через ведомство Президента.
Прошу должностных лиц не призывать таких евреев на работы и удалить их из списков как лиц, включенных в списки ошибочно».
Охране!
Доктор Конка, министрНельзя не обратить внимания на эвфемизм «позволили работать». Кроме того, из телеграммы видно, что президент Тисо на тот момент еще не утвердил никаких освобождений от работ. Не исключено, что местные списки значимых для экономики евреев в соответствии с § 255 были поданы мэрами и губернаторами соответствующих районов. Их, может, и отправили в Братиславу, но там процесс застопорился: президент Тисо должен был решить, кому «позволить работать». То есть мэр Гуменне, который говорил господину Фридману, что его дочери должны явиться для работ, поскольку этого требует закон, читал теперь прямо противоположное: их следует исключить из списка.
Но список-то уже напечатан. Девушек вот-вот депортируют.
Поначалу на телеграмму Конки отреагировало только районное отделение Еврейского центра в городе Левоча, которое направило Конке ответную телеграмму с просьбой освободить трех жительниц. Иван Раухвергер знал этих девушек.
Дата на телеграмме 75-летней давности со временем выцвела почти до неразличимости. На прямоугольном листе бумаги, который и сам уже вот-вот рассыплется, наклеены сморщившиеся полоски телеграфной ленты. Штампы стерты.
В Департамент 14 [sic]
Левоча
«Магдалену Браунову (род. 28 марта 1926 г.) забрали в Попрад на выполнение трудовой повинности, хотя 16 лет ей только должно исполниться.
Гермина Якубовицева (род. 14 августа 1921 г.) была на медицинском освидетельствовании 26 февраля 1942 г. и признана нетрудоспособной, но ее все равно 23.03.1942 забрали в попрадский лагерь.
Ленка Шенесова (урожд. Сингерова) – замужняя женщина, но ее увезли в Попрад.
Три перечисленные женщины были ошибочно отправлены для выполнения трудовой повинности, и настоящим мы просим внести соответствующие изменения и отпустить их домой».
Районное отделение Еврейского центра г. ЛевочиНо потом на министерство обрушился шквал телеграмм от отчаявшихся евреев.
В Попраде велись совсем иные приготовления. На ужине в тот четверг девушки из Левочи (15-летняя Магдалена, нетрудоспособная Гермина и замужняя Ленка) вместе со всеми остальными стояли в очереди за так называемым «гуляшом», который с виду больше напоминал помои. В нем – как полагалось по пищевой инструкции – содержалась их подушевая недельная норма мяса – 100 граммов, меньше, чем банка кошачьих консервов. Это было последнее настоящее мясо, которое они попробуют в течение следующих трех лет. Если, конечно, останутся в живых.
Во второй половине дня охранники криками приказали всем собрать вещи и построиться на улице. Все испытали странное облегчение. После постоянного стресса от неопределенности, ощущения надвигающейся беды, многодневного ожидания в казармах девушек наконец куда-то ведут. Им не терпелось сдвинуться с места, заняться хоть чем-нибудь, они паковали свой нехитрый багаж и болтали друг с другом, гадая (им постоянно приходилось гадать): поедут ли они сейчас на фабрику? Скоро ли начнутся работы? Дадут ли им на фабрике еду получше здешней?
Когда нужно, чтобы тысяча человек выполнила какое-нибудь действие, неважно какое, это редко проходит спокойно. Среди девушек то и дело раздавались недовольные крики. Сестры и кузины подгоняли друг друга. Хаос.
Вещей все взяли с собой немного. Большинство юных женщин были в той же одежде, в которой вышли в последний день из дома. Шерстяные платья и костюмы, практичные туфли, теплые рейтузы, у некоторых городских – наверное, чулки. У деревенских девушек – вязаные свитера, а юбки – подлиннее. Головные уборы – самые разные, от модных шляпок до широких шарфов и платков.
В тот же день в Попрад прибыли по меньшей мере двое депортируемых врачей-евреев, которым приказали сопровождать эшелон с девушками. Предполагалось, что их будет семеро. На самом же деле врач был только один, доктор Изак Кауфман. Когда прибыл доктор Вешловиц, ему сказали, что в его услугах не нуждаются и что в транспорте, мол, врачей и без него более чем достаточно. Сочли, очевидно, что на 999 молодых женщин вполне хватит и одного.
В данных о наличии в транспорте доктора Кауфмана есть некоторая путаница. Некоторые считают, что он занял место одной из девушек в списке, 25-летней Гизы Нойвирт, но это не совпадает с документами из Яд Вашема. Он не мог находиться в казармах тайно, все бы запомнили присутствие единственного мужчины среди девушек, однако никто из оставшихся в живых о враче не упоминает. Эдита, по крайней мере, его точно не видела. А когда наш юный свидетель Иван Раухвергер поехал в Попрад навестить подруг, некоторые из них попросили в следующий раз привезти им лекарства. Будь в казармах доступна медицинская помощь, разве стали бы девушки обращаться к нему с такой просьбой?
Мобилизация доктора Кауфмана была одной из уловок властей, и он – как и доктор Вешловиц – наверняка приехал уже в день отбытия транспорта. В напечатанном 24 марта 1942 года списке из 999 девушек его имя нигде не значится. Его можно увидеть лишь в одном месте – в конце отдельного списка из 99 девушек, а рядом с его именем отмечено, что он – единственный врач на одну тысячу «человек».
Сколько времени нужно для погрузки тысячи женщин в эшелон вагонов для скота? Был еще день или наступил уже вечер, когда последняя девушка вышла из казармы, вдыхая бодрящий горный воздух и вознося благодарность Богу за то, что вызволил их из этих жутких бараков?
Но радость от передышки быстро сошла на нет, когда охранники криками приказали строиться и шагать к железнодорожным путям, протянувшимся рядом с казармой.
Столь
