Сдаёшься? - Марианна Викторовна Яблонская

Кирилл. Ты какая-то незнакомая. Я никогда не видел тебя спокойной, когда я тебя обнимаю. Что сегодня с тобой?

Дина. Больше не будем. На нас все смотрят.

Кирилл (оглядываясь). Но никого же нет. А этим (кивает в сторону целующейся пары) совсем не до нас.

Дина. К тому же я больше не выдержу и умру.

Кирилл (убирая руку). Ты сказала это таким тоном, каким говоришь обычно — если мы выпьем по большой кружке пива, у нас не останется денег и на одну порцию мороженого, а если маленькую пополам, то и на две порции хватит. Ты сказала это просто ужас до чего убедительно. И мне ничего не осталось, как убрать руки в карманы. Вот гляди, я засовываю обе руки по локоть в карманы и перехожу на свою скамейку. В самом деле. Все лучше начинать сразу. Это закаляет волю. Моя воля это как раз то, что нам с тобой сейчас еще как пригодится. (Садится на другую скамейку.)

Пауза.

Дина. У всех, кто живет в этом доме, есть свои комнаты.

Кирилл. Неужели ты начнешь говорить об этом?

Дина. Или квартиры.

Кирилл (смеется). Жилплощадь, одним словом (сел рядом, обнял ее). Ничего хорошего из таких разговоров не выйдет. Я знаю.

Дина. И они нужны им много меньше, чем нам с тобой эти два года.

Кирилл. Еще бы! Да они им совсем не нужны. Я и представить себе не могу человека, которому вообще нужна комната. Кроме нас с тобой, конечно. Все они могут ночевать прямо на тротуарах. Вот уж никак не думал, что ты вот так, просто, за здорово живешь, начнешь говорить об этом.

Дина. А над всеми их комнатами и квартирами торчат эти железные кресты антенн — кресты над тем, что у них было когда-то.

Кирилл (обнял ее). Ты здорово образно мыслишь. У тебя сейчас губы очень красные, как будто вот-вот лопнут и из них брызнет кровь. Уж лучше все-таки целоваться, чем такие разговоры. Что это сегодня с тобой?

Д и н а сняла с плеч его руку, аккуратно переложила к нему на колени.

Кирилл. Ты хочешь пройтись?

Дина. Сколько комнат в этом доме, как ты думаешь?

Кирилл. Во всем доме?

Дина. Хотя бы со стороны улицы?

Кирилл. Кухонные окна этих старинных домов обычно выходят во двор, в среднем, в каждой комнате по два окна.

Дина. Так. А по всей улице?

Кирилл. На таких улицах домов по сорок с каждой стороны, в среднем — четыре тысячи комнат.

Дина. А в скольких из четырех тысяч комнат сейчас целуются?

Кирилл. Ясно, какого ответа ты ждешь. Значит, отвечать незачем.

Дина. Эти закрытые, мутные после зимы окна с подоконниками, заваленными свертками и заставленными цветами и кастрюлями, выглядят так просто и доступно.

Кирилл. Да. Так выглядела бы, наверное, картинная галерея XVIII века, если бы в ней развесить на веревках неновое цветное белье.

Дина. Окна выглядят так, как будто совсем не важно иметь или не иметь собственный дом. В скольких же комнатах сейчас целуются?

Кирилл. А зачем им сейчас целоваться?

Дина. А знаешь, что они делают по ночам?

Кирилл. Ну вот. В вопросе явно слышится торжество. Ты, видно, выудила из меня то, что хотела с самого начала. Ну говори, раз этого не избежать!

Дина. Ночами они все сладко посапывают! Уж я-то знаю.

Кирилл (смеется). Ты сказала это таким тоном, каким, наверное, те английские ребята кричали в телефонную трубку в марте 53-го года: «Хэлло! Мы открыли секрет жизни — ген выглядит как двойная спираль!» Раз ты знаешь, что все они сладко посапывают, значит, это так и есть. Только ты напрасно все-таки говоришь об этом. Почему-то мне кажется, что сегодня нам лучше разойтись по домам.

Дина. А если не сопят сладко, то протирают тряпочками полированную мебель или отпирают ящики и считают в них деньги.

Кирилл (смеется). Наверное, со стороны я выгляжу сегодня весельчаком! Еще бы! У них у всех кучи денег! Они все — скупые рыцари, они спят на своих деньгах или пересчитывают их ночами! А мы с тобой несчастные, нищие студенты, но красивые, как ты, и здоровые, как я. И у нас все впереди. Как говорит популярная пословица — лучше быть здоровым, но богатым, чем бедным, но больным! У тебя глаза все время узкие и светлые. Что с тобой сегодня? (Пауза.) Честно говоря, я надеялся, что на сегодняшний день ты понимаешь больше. Больше как раз для того, чтобы об этом не разговаривать.

Дина. А знаешь, что мы будем делать, если у нас появится наконец своя комната?

Кирилл. Ты развиваешь все ту же тему. Ну, хорошо. Сейчас я тебе покажу, с чего лично я начну, когда мы войдем в нашу комнату. (Он осторожно берет двумя руками ее лицо и медленно приближает к своему.) Глаза у тебя стали сейчас асимметричными, а вот, скользнув, слились в один чудовищно большой глаз, он сбоку, как на картине какого-то художника, западноевропейца. И этот смещенный огромный глаз все равно светлый. В этом нет ничего хорошего для меня, и потому я его сейчас поцелую.

Дина (отодвигаясь). Мы войдем в нашу комнату и будем считать, сколько денег осталось у нас в карманах!

Кирилл (вскочил). К черту! Что ты несешь! Какие деньги?

Дина. Желтые, белые, красные, зеленые, металлические, бумажные — всякие, потому что наша комната будет нам уже не нужна!

Кирилл. (Он сел на другую скамейку.) Значит, ничего нет. Выходит, что ты всегда мало что понимала.

Дина. Есть. Ты ведь прекрасно знаешь, что есть.

Пауза.

Кирилл. Кажется, весь сквер отражен в носках моих ботинок. Мама никогда не забывает зеркально начистить мне ботинки. Она говорит — человек с нечищеными ботинками не может рассчитывать на успех. То же — с крахмальными носовыми платками. (Достает из кармана носовой платок и машет им в воздухе.) Ей это кажется ужасно важным.

Дина. И больше ничего ей не кажется ужасно важным?

Кирилл. Перестань. (Пауза.) Из-за этих густых кустов не видно перекрестка, и кажется, что машины, которые мчат на полной скорости, непременно сталкиваются…

Дина. Да-да, а из-за того, что не слышно звуков, неизбежных при катастрофах, все вокруг кажется нереальным. И этот скверик, и ты…

Кирилл. И ты…

Дина. Как странно сейчас стало.

Пауза.

Кирилл. Знаешь, у меня сейчас ощущение, которое я испытывал в детстве, или позже, когда читал книги, или когда смотрел кино,