Сдаёшься? - Марианна Викторовна Яблонская

Кирилл (продолжает играть то же самое). Зачем ты это сделала, мама?

Юлия Александровна. Убери же газеты, Гуля, и дай мне коробочку с зубным порошком — она на диване.

Кирилл (кладет газеты и дает порошок). Зачем ты это сделала, мама?

Юлия Александровна (поставила табуретку на подоконник). Попридержи-ка табуретку, Гуля, у нее качается одна ножка. (Влезает на табуретку.) Это был мой долг, Гуля, я твоя мать и должна бороться за твою судьбу. Табуретка все равно качается, ты не там ее держишь, Гу-ля!

Кирилл. Но это же пошло, мама! Неужели ты этого не понимаешь? Нет, это не пошло. Это подло!

Юлия Александровна. Ты держишь не за ту ножку! (Плачет.) А ты считаешь, наверное, что я должна была сидеть сложа руки и видеть, как ты калечишь свою собственную жизнь? Видел бы ты ее Олимпию Валериановну, это… это… поверь мне, это ужасно!

Кирилл. Ты ходила к ней?

Юлия Александровна. Послушал бы ты, что она мне говорила, какие омерзительные вещи она говорит! И как ни в чем не бывало! Совершенно открыто!

Кирилл. Мне все равно, что говорит ее Олимпия Валериановна: Я буду жить не с Олимпией Валериановной, а с ней!

Юлия Александровна. Ну, знаешь, яблочко от яблони всегда недалеко падает…

Кирилл. Замолчи!!

Юлия Александровна. В таком случае, если ты действительно все обдумал серьезно, выбрал и решил свой жизненный путь и не желаешь слушать никаких доводов рассудка, то можешь переезжать с ней сюда хоть завтра. Я немедленно переезжаю к дяде Сереже. Ничего. Как-нибудь у них разместимся. В тесноте да не в обиде. (Собирается.) Но имей в виду, ноги моей больше не будет в этом доме! У меня больше нет сына!

Кирилл. Постой, мама, не нужно больше слез и криков! Тебе не нужно никуда уезжать! Это твой дом, я знаю, и я не собираюсь тебя из него выгонять! Успокойся! Я обещаю тебе, что женюсь на ней только тогда, когда у меня будет своя комната! И больше никогда — слышишь? — никогда мы с тобой не будем говорить обо всем этом!

Юлия Александровна. Ты принял мудрое решение, Гуля. Это решение — прежде всего хорошее испытание для вашей любви. И ты прости меня, но мне кажется, что скоро, очень скоро ты сам убедишься в своей ошибке, я уверена, ей не выдержать этого испытания, эта ее Олимпия Валериановна…

Кирилл. Мама!

Юлия Александровна. Да-да, очень мудрая поговорка — яблочко…

Кирилл. Мама! Еще одно слово, и я пошлю все к чертям и уеду вместе с ней на целину!

Юлия Александровна. Поверь мне, Гуля, если я ошибусь в своих предчувствиях, я буду только бесконечно за тебя рада! Ну-ка, держи табуретку покрепче — сейчас мне надо добраться до верхней наружной рамы… (К и р и л л держит табуретку и насвистывает мелодию «В нашей комнате проснулись мы с тобой…».) Господи, сколько же пыли здесь накопилось!

К и р и л л все свистит.

АКТ ТРЕТИЙ

Картина десятая

Улица. Входные двери института. Из дверей шумной толпой вываливаются студенты. Они толкаются, смеются, болтают. Среди толпы медленно идет Д и н а. Она молчит. Группа студентов горланит на всю улицу песню: «В первые минуты бог создал институты…» На ее фоне громкие голоса:

— Пока, Серый!

— Звони вечерком, Алеха!

— Кто с нами в кондитерскую?

— Пошли с нами, Леш?

— Я уж туда, где вино в разлив!

— Айда с нами лучше кваску хлебнем — цистерну на угол уже привезли, я видел!

— Не совращай, я ведь комсорг курса!

— Ха-ха!

— Пошли с нами, комсорг! Честное божеское, одну газировку станем, и без сиропа! Ха-ха!

— До завтра!

— Смирнов, а Смирнов, ты чего, спишь на ходу? Моя диалектика у тебя?

— Да какая у тебя диалектика, опомнись, у тебя же одна метафизика!

— Динка, ты куда? У нас ведь еще две пары!

— Ха-ха! А он как рванет дверь — и ввалился в женскую баню! Ха-ха!

Выбегает К и р и л л. Он в толпе догоняет Д и н у. Держит ее за руку, студенты проходят мимо.

Кирилл. Стой, стой, стой! Сегодня уж ты от меня не сбежишь. Ты удираешь от меня целую неделю! На лекциях на меня не смотришь. На записки не отвечаешь. Я задушу этого Бойко, ты так и знай! В перерывах сматываешься неизвестно куда. К телефону не подходишь. (Д и н а молча идет.) Так. Значит, сматываешься все время с лекций, чтобы только удирать от меня? И это после того, как неделю назад тебе влепили выговор? И он до сих пор красуется на стенде возле деканата? Я, как староста группы, совершенно ответственно спрашиваю тебя: думаешь, это хорошо?

Дина. И что же ты сейчас сам сматываешься с двух лекций? Вернитесь же, староста группы!

Кирилл. Если хочешь знать, то лично я сматываюсь сейчас не только с двух лекций. Я сматываюсь с занятий в СКБ, а ведь скоро сдача моего нового проекта по ультразвуковому контролю, сразу после лекции — собрание нашей группы, и еще вечером — секция фехтования, сегодня турнир с университетом.

Дина. Ай-ай, что же вы делаете, Кирилл Голубев? Повышенный стипендиат! Кандидат в аспирантуру! Пай-мальчик! Вернитесь, немедленно вернитесь, пока не поздно!

Кирилл. К черту лекции! К черту СКБ! К черту турнир с университетом! К черту старосту группы! То бишь меня самого! К черту все и всех, кроме тебя! Мы так давно не были вдвоем. Целую неделю! (Д и н а молча идет.) Ты домой? (Д и н а молча идет.) Можно я тебя провожу? (Д и н а молча идет.) Может быть, сходим куда-нибудь?

Дина. Куда?

Кирилл. Да куда угодно! Мы ведь молодые! Перед нами весь мир. Мы с тобой можем пойти куда угодно, на все четыре стороны — например, на север, на запад, на юг. Или — на восток.

Появляется скверик и три скамейки. Две скамейки пустые, на одной сидят рыжая девушка с длинными волосами и парень. Они целуются. На заднике может быть недостроенный дом.

Кирилл. Позвольте вас пригласить, дражайшая Дина Васильевна, в этот симпатичный скверик на нашу симпатичную скамейку. (Д и н а молчит.) Пожалуйста, посидим хоть недолго… Мы так давно не были вдвоем. Целую неделю.

Дина. Нет. Пять суток и четыре часа.

Кирилл. Вот видишь! Пять суток