Сдаёшься? - Марианна Викторовна Яблонская

Старостин. Эх!.. (В его глазах слезы, быстро выбегает из комнаты.)

Октябрь. Алексей! Ты бы, Буравин, попридержал язык, если не в курсе дела. Даю справку. Родителей у него в войну убило, отца — на фронте под Ленинградом, мать — в разрушенном доме с грудной сестрой камнями засыпало. Дядя у него крейсером командовал, он его к себе взял, двенадцати ему не было. Когда дядю убили, он вроде как сыном полка стал — юнгой сначала, потом матросом, в ногу был ранен, медаль «За отвагу» получил в тринадцать лет от командующего… А он молчит.

Голоса.

— Верно!

— Перегнул палку, Буравин!

— Да он ведь не знал!

Буравин. Я извинюсь. Я догоню, я мигом… (Убегает.)

Октябрь. Чучело, такого парня зазря обидел… Так чем ты занималась, Ярцева, эти сорок два часа? (Д и н а молчит.)

Майорова. Флиртом! Флиртом она занималась. Я ее знаю. Она с параллельного курса. За ней по институту всегда табуном студенты ходят!

Петров. Ну она-то чем виновата? Не она же за ними ходит?

Майорова. Будь спокоен, Петров. Ты в женских делах ничего не понимаешь. Если девушка ведет себя, как подобает комсомолке, за ней никто и никогда ходить не станет.

Петров. Вот именно, Майорова, за тобой уж никто и никогда ходить не станет.

Майорова (растерянно). Что? (О к т я б р ь стучит по столу.) Да! Никто и никогда! И я горжусь этим! Значит, я веду себя, как подобает настоящей комсомолке! А Ярцева, окруженная на вечерах парнями, напоминает мне картинку на пустыре: посреди собак — дама, а вокруг нее…

Петров. Ну, Майорова, ты уже слишком!

Октябрь (стучит). Это правда, Ярцева, что ты водишь студентов по институту?

Дина. Я не знаю… я не замечала…

Майорова. Ну уж этого не заметить невозможно! Слепой это заметит!

Петров. Вот именно, ты и заметила!

Майорова (растерянно). Что?

Входят Б у р а в и н и С т а р о с т и н.

Старостин. Извините, товарищи.

Оба садятся.

Октябрь. Может быть, ты все-таки объяснишь нам, Ярцева, почему ты в этом семестре пропустила двадцать одну лекцию? Может быть, тебе лекции не нравятся?

Смех. Д и н а молчит.

Старостин. Вот вы все молчите перед нами, Ярцева, и мы, ваши товарищи, не знаем, о чем вы сейчас думаете. А нам бы очень хотелось это узнать, нам бы очень хотелось, чтобы вы, Ярцева, думали, как мы все. А мы все думаем, что студенческие годы отпущены нам государством после страшной войны не для флирта, а для работы. Вот вам институт, как манна небесная, прямо в рот угораздил, а у меня после войны три класса всего за тельнягой оказалось! И это-то в шестнадцать лет! Я на этих лекциях не дыша сижу, боюсь стулом скрипнуть, каждое слово, как рак, клешнями захватываю. А по ночам не фертами занимаюсь, а склад караулю — на одну стипуху с семьей не разживешься.

Октябрь. Старостин правильно говорит. Несколько лет тому назад тебя бы за такие дела просто-напросто вытурили бы из института!

Старостин. Но сейчас нам приходится воспитывать вас, как малолетних, убеждать в очевидном.

Октябрь. Да ты только оглянись вокруг, Ярцева! Какое время наступает! Какая работища кругом разворачивается! Целину люди отправляются поднимать! И в первых рядах комсомольцы! Сколько миллионов тонн лишнего хлеба страна от этого получит! Сколько великих дел можно совершить в наше время! И кому же вершить эти дела, как не нам, комсомольцам! Да на нас сейчас, на наши молодые головы и руки вся страна с надеждой смотрит.

Старостин. А вы, Ярцева, как краб от яркого света, уползаете в узкую нору личного! Наш вам комсомольский совет, Ярцева, отложите свои любовные заботы на потом и займитесь на всю катушку учебой и общественной работой. Если личное с общественным совмещать пока не научились.

Октябрь. Начни хотя бы с малого. Вот тут к Маю общеинститутский концерт готовится, так ты прими в нем участие, я завтра уточню тему и попрошу руководителя тебя подключить. Ну, шагай. Хорошенько подумай, о чем мы с тобой говорили.

Старостин. Со всей своей комсомольской совестью подумайте.

Октябрь. Пока мы тебе выговор дадим по комсомольской линии. Кто за? (Все поднимают руки.) Ясно. Единогласно. В комитет был сигнал, мы должны отреагировать, ну а дальше твое уже дело исправиться. Мы, твои товарищи, надеемся на тебя. Шагай. Позови Голубева.

Д и н а убегает. Входит К и р и л л.

Кирилл. Что вы ей здесь наговорили? Она чуть не сбила меня с ног! Что вы ей наговорили?

Старостин. Комсомолец Голубев, вопросы на комсомольском бюро задаем мы.

Октябрь. Да. И вот первый. Почему в начале прошлого семестра, когда комсомольцы оказали тебе доверие и выдвинули тебя опять в комсомольское бюро курса, ты взял самоотвод?

Кирилл. Потому что меня раньше выбрали уже старостой группы. А вы знаете, на нашем факультете третий год самый тяжелый!

Голоса.

— И у нас год тяжелый!

— И у нас!

— И на нашем трудно!

Старостин. Трудно везде, комсомолец Голубев, я, как дипломник, вам говорю — дальше труднее будет, учиться в институте вообще трудно. Легко только с девушками гулять во время лекций. А вот ваша мать совсем иначе ваше поведение объясняет. Она пишет нам, что вас отвлекает от учебы и общественной работы Ярцева.

Кирилл. Это она сюда написала… написала… Ой, плохо-то как…

Октябрь. Ты на мать давай не тяни. Ты на себя лучше посмотри. Вот у меня здесь выписка из журнала посещаемости. Только за второй семестр ты пропустил двадцать одну лекцию, а ведь ты староста группы.

Старостин. А сколько всего вы пропустили за этот семестр академических часов? Сумеете сосчитать? Как у вас дела с математикой?

Оживление.

Кирилл. Сорок два часа.

Старостин. Значит, вы пропустили сорок два академических часа без уважительной причины. Как же по вам будут равняться другие? Устроят соцсоревнование, кто больше прогуляет?

Октябрь. Несколько лет назад с тобой никто бы не стал церемониться… Тебя бы без лишних разговоров вытурили из института. Правда, успеваемость у тебя на высоте, в отличие от Ярцевой, я смотрел в деканате — у тебя опять кругом пять баллов.

Старостин. Но это только значит, что учение вам, Голубев, дается легко, и значит, у вас остается свободное время. И это свободное время вы должны вернуть стране, которая заботится о вас, учит и воспитывает. Мне стыдно объяснять вам эти общеизвестные истины, как в детском саду.

Октябрь. Какое