Мишель Фуко в Долине Смерти. Как великий французский философ триповал в Калифорнии - Симеон Уэйд

ЕЩЁ ЧЕРЕЗ ЧАС, проведенный в нашей резиденции и вокруг нее, Дэвид повел нас на прогулку по горам выше его хижины. Мы форсировали ручей и начали подниматься по крутой и узкой тропе, которая вела к залитой солнцем и поросшей кактусами и шалфеем вершине. Вдалеке виднелись заросли юкки.

– Эта юкка выглядит как букет из змей, – сказал я.

– По мне она больше напоминает спаржу, – ответил Фуко, смеясь.

– Когда она цветет, у нее вырастает гигантский фаллос, покрытый красивыми цветами, – объяснил я ему. – Лес из цветущих юкк похож на дворец из пенисов из песчаника, одну из достопримечательностей национального парка Каньонлендс, находящегося в штате Юта.

Фуко отреагировал на мои слова широкой улыбкой.

У Дэвида возникло желание вскарабкаться на большую сосну.

Фуко пришел в восторг, он несколько раз обежал вокруг дерева и крикнул:

– О-ля-ля, о-ля-ля, Дэвид, вы очень смелый!

Когда Дэвид слез с последней ветки, Фуко сказал ему:

– Я влюбился в эти горы благодаря вам, вы подарили мне их.

– Даже прирожденному марксисту вроде вас должны нравиться эти горы, – добавил он потом, обращаясь к Калу.

Все засмеялись.

Кал отвел Фуко в сторону с целью поговорить с ним о психологии. Мы слышали, как Фуко сказал, что наше подсознание формировалось под влиянием других и ради них. И что для его понимания нам необходимо слушать как наш собственный, так и чужие дискурсы.

Немного постояв молча и поглазев на огромный каньон Сан-Антонио, подобно рукам вытянувший свои склоны в направлении видневшегося на горизонте океана, мы продолжили путь вверх по тропинке, которая теперь стала заметно шире. Джейк сказал, что при виде огромных корней сосен, сползающих вниз по склонам горы подобно огромным червям, ему всегда вспоминались «Тошнота» Сартра и «Болезнь к смерти» Кьеркегора.

Фуко спросил нас, почему американцы так одержимы смертью.

– Здесь так много книг о ней, – сказал он. – В Америке бюро ритуальных услуг издалека бросаются в глаза, тогда как в Европе гробовщики предпочитают не привлекать внимания.

– Американцы слишком практичны. Их заранее заставляют думать о потере их вещей, – ответил Джим.

– И эгоистичны, поэтому мысль, что им придется потерять себя, заставляет их дрожать от страха, – сказал Джейк.

– Люди помешаны на религии, все жаждут лучшей жизни в потустороннем мире, – добавил Джон.

– Вы видели фильм «Незабвенная», снятый по повести Ивлина Во о бесподобном лос-анджелесском кладбище Форест-Лаун? – поинтересовался Дэвид.

– О, да, я видел его, – ответил Фуко.

– Он понравился мне и многое рассказал о том, как все происходит в Америке, когда дело касается смерти. Возможно, нам удастся проехать мимо кладбища, и я смогу увидеть вас, стоящего там в голом виде, – добавил он с ухмылкой, имея в виду копию скульптуры Микеланджело, установленную у входа.

– Вы по-прежнему придерживаетесь все той же концепции «смерти человека», его «лицо изглаживается подобно рисунку, сделанному на прибережном песке»? – спросил Джейк. Он рассказал Мишелю, что целый год возил его «Порядок вещей» в своей машине, читая при любой возможности.

– Сейчас я считаю, что эта книга заканчивается слишком пессимистично, – ответил Фуко. – С той поры моя точка зрения изменилась, я более оптимистичен сейчас, особенно, когда смотрю на современную молодежь. Даже во Франции между детьми и их родителями устанавливаются отношения абсолютно нового типа. Я больше не считаю, что человеческое лицо изглаживается. Все это выглядело слишком апокалиптично в любом случае.

Кал рассказал Мишелю, что по его ощущениям, ему требуется психотерапия. Он спросил Мишеля, какую именно тот порекомендовал бы.

– Что вы скажете о фрейдистской? – спросил он.

– Она прекрасно подойдет? – ответил Фуко.

– Надо признать, – сказал я, – что в эти дни Кал, подобно многим из нас, колеблется между революцией и клинической шизофренией…

Фуко громко рассмеялся, не дав мне продолжить, а у меня создалось впечатление, как будто он не знал, что писал Делёз на сей счет.

– …И на мой взгляд шизоанализ подошел бы лучше, – закончил я фразу, когда он успокоился.

– Не может быть общей теории психоанализа, каждый должен сделать ее для себя, – заметил Фуко.

Озеро

Мы достигли крошечного горного озера. Тогда как несколько человек сняли свои туристские шорты и бросились в ледяную воду, другая группа присоединилась к Фуко, расположившемуся на утесе, нависавшем на водопадом. Он любовался стаей голубых соек, которые, обнаружив нас, наблюдали за нами с деревьев в надежде поживиться нашей едой.

Дэвид предупредил Мишеля:

– Не смотрите на них с таким восхищением. Они научились подражать голосам других птиц. С помощью своего оружия эти хищники способны портить жизнь другим пернатым. Они захватывают лес.

– Да, эти сойки напоминают мне некоторые группы людей, – сказал Крис.

Фуко слушал внимательно и подвинулся ближе к Дэвиду.

Спустя немного я снова затеял старый разговор, явно к огорчению Фуко.

– Вы встречались с Клоссовски? Меня очень заинтересовала его идея «креативного хаоса». Эту тему он использует в заключении своей книги о Ницше.

– О, да. Я очень уважаю его. Какая замечательная семья: Рильке был его сводным братом, и Бальтюс, художник…

Фуко внезапно замолчал. Последние слова перед этим он произнес очень серьезным, почти благоговейным тоном, показывавшим, с каким почтением он относился к людям, о которых говорил.

Потом они с Дэвидом болтали о всякой ерунде еще пять минут, а затем Дэвид перевел разговор на более интимные темы, что при его обаянии не составило ему труда. Он посмотрел на Фуко своими глубоко посаженными глазами и спросил:

– Мишель, вы счастливы?

– Я доволен моей жизнью, но не слишком самим собой, – ответил тот.

– Другими словами, вы не испытываете особой гордости за себя, но вас устраивает, как протекает ваша жизнь и какие формы она принимает.

– Да.

– Но это кажется мне немного нелогичным. Если вам нравится, как вы живете, и вы чувствуете некую ответственность за это, тогда, по-моему, у вас не может быть претензий к самому себе.

– Ну, я не чувствую ответственности за то, что происходит со мной в моей жизни.

– А вам не кажется, что Ницше считал важным понять желание, спрятанное внутри у каждого из нас?

– Нет, я не думаю, что он говорил это. Ницше рассматривал силу личности как инструмент борьбы с установившимися моральными устоями, но его воззрения в любом случае не имели ничего общего с индивидуализмом, для которого личность наиболее важна в историческом контексте.

– Фактически, – продолжил Фуко только после мгновенной паузы, чтобы перевести дыхание, – Ницше говорил о том, что человек очень мало ответственен за свою природу, особенно с точки зрения того, что он считает собственной моралью. Она определяется его сущностью человека. А та не предопределена заранее, человек формируется под весом моральных традиций, а не сам по себе.

– Как, по вашему мнению, на Ницше повлияла его болезнь? Действительно ли он сошел с ума из-за своей интеллектуальной позиции, того самого «креативного хаоса», недавно упомянутого Симеоном?

– Что касается здоровья Ницше, здесь есть два аспекта. Во-первых, он был очень болен и его тело разрушало его. Он был ужасно болен. Вы должны