История Франции - Марк Ферро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это воскрешение самобытного духа Корсики — и в то же время утверждение национализма корсиканской нации — воспринимается во Франции как реакционное или антигосударственное движение и как угроза для государственного единства. Все-таки экономический разрыв между теми или иными регионами Франции достиг в течение «Тридцати славных лет» такой степени, что книга «Париж и французская пустыня» географа Жана Франсуа Гравье и многие другие труды окситанских авторов, таких, как Робер Лафон, заговорили о наличии единой проблемы со множеством составляющих[294].
Социальный взрыв Мая 68-го выявил и другие признаки неприятия французами несправедливого и централизованного государства.
Таким образом, меры, задуманные тогда для воплощения под эгидой децентрализации, лишили государство некоторых прерогатив, став следствием централизованного, бюрократического и административного подхода к децентрализации, которую назвали якобинской. Не говоря уже о том, что их обогнали меры по строительству Европы и глобализации.
На самом деле это «якобинство» было лишь высшей стадией республиканского здания, поскольку другой подход — «жирондистский», по праву или нет, считался разрушительным для национального государства. А национальное государство во Франции определялось как общность граждан, а не как набор сообществ в отличие от германской истории.
Во Франции же централизация лишь упрочила и увековечивала идею сакральности власти, этого многовекового наследия. В подобных условиях децентрализация, проводимая сверху, практически не может дать адекватный ответ политическим или национальным надеждам при их возникновении. Мы еще вернемся к этому вопросу.
ИММИГРАНТЫ ВО ФРАНЦУЗСКОМ «ПЛАВИЛЬНОМ КОТЛЕ»
Кто же «сосал кровь и костный мозг у несчастного французского народа… кто выдумал столько… налогов, сдирающих три шкуры с бедного народа… кто советовал вести войны и был инициатором стольких гнусностей?» — «итальянские негодяи», или же скорее те, кого называют «итало-галлами, итало-французами». Этот ксенофобский текст относится ни к XX в., и даже ни к XIX в., а к 1595 г. Он взят из трактата «Предупреждение против итало-галлов» («Monitoriale adversos Italo-Galliam») французского юриста Франсуа Отмана. Однако в нем содержатся также рассуждения об иностранцах, которые мы находим всякий раз во времена крупных кризисов Истории: гражданских или Религиозных войн XVI в., непредвиденных последствий промышленной революции в конце XIX в., кризиса 30-х годов XX в. — и вновь после кризиса 1974 г. Эта риторика совпадает с выпадами националистов, связанными с делом Дрейфуса, деятельностью фашистских лиг в период между двумя войнами и Национального фронта, хотя в 1595 г. проблема иммигрантов еще не поднималась.
Сам факт миграционных волн не нов, но каждая из них вписывается в свою историческую схему, поэтому эта преемственность иллюзорна, и каждый раз речь идет о новой, отличной от предыдущих событий проблеме. Последствия миграций, правда, оказываются сходными.
Действительно, территория, соответствующая территории современной Франции, испытала на себе множество нашествий и завоеваний. Она названа по имени одного из этих народов-завоевателей — франков, так же как готы дали свое имя Готолании или Каталонии. На протяжении многих веков истории христианского Запада народы, населявшие Францию, еще не осознавали себя самобытной нацией, хотя уже проявляли признаки патриотизма в борьбе против англичан или немцев. В то же время во Франции существовало чувство ненависти или недоверия по отношению к «агентам Сатаны» — мусульманам и евреям. Церковь поощряла это чувство — во времена Реформации или в другие моменты, когда она чувствовала себя в опасности.
Первый опыт иммиграции: итальянцы
Говоря об отношении во Франции XVI в. к иностранцам, нельзя пройти мимо итальянцев: дело в том, что в период, когда происходит становление нации, отношение французов к итальянцами стало первым примером того, как выстраивались связи между французами и иностранцами, которые (иностранцы) воспринимались как иммигранты. Оно является прецедентом и потому, что итальянские иммигранты раньше остальных интегрировались во французское общество, а те из них, кто остался во Франции, даже ассимилировался… А в 2000 г., по крайней мере, каждый четвертый француз имел отчасти иностранное происхождение. С этой точки зрения положение итальянцев символично потому, что, пробыв долгое время жертвами жесточайшего ксенофобского обращения, с течением времени они в конце концов интегрировались, ассимилировались до такой степени, что во Франции больше не существует итальянской общины…
По сути, с середины XVI до середины XVII в. существовало что-то вроде итальянской Франции, воплощением которой были, конечно же, Екатерина Медичи, Кончино Кончини, семейство Гонди, кардинал Мазарини, но также и Бенвенуто Челлини, Томмазо Кампанелла; список этих выдающихся итальянцев можно было бы продолжить. Их присутствие — признак завоевательной эмиграции, значительной главным образом с точки зрения торговли и банковского дела и впервые достигшей наивысшей точки в то же время, что и Лионская ярмарка, — в XVI столетии. Речь идет вовсе не о миграции нищеты, а о миграции прогресса и процветания и даже об иммиграции роскоши, в которой важную роль сыграла аристократия, часто выбиравшая Францию местом изгнания, чтобы спастись от итальянских междоусобиц.
Итальянские войны Карла VIII и Франциска I способствовали началу этого движения, поскольку рост мощи Франции, казалось, предвосхищал создание сильного государства, которое могло бы стать предвестником универсалистской монархии. Найти в ней место — таково стремление короля Франции, которого холили и лелеяли многочисленные финансисты и прелаты. Так образовались сети итальянских организаций, круговая порука, чему способствовал успех некоторых итальянцев. Церковь использовалась как средство поддержки. В период с 1500 по 1675 г. Жан Франсуа Дюбо насчитал 147 епископов итальянского происхождения, причем церковный сан
