История Франции - Марк Ферро

Реакция была неизбежна. В народных массах она основывалась на мифе о состоянии, нажитом из ничего, что эрудиты той эпохи выражали совершенно по-другому: «Они приехали во Францию, имея при себе лишь чернильницу да стопку бумаги», «вооруженные лишь пером и чернилами», что свидетельствует о культурном превосходстве этих иммигрантов, об уровне их образования, а равно и об их знаниях экономики… Невыносимое положение его добрые люди и завистники объясняют нравственной извращенностью итальянцев, воплощением которой в их глазах стала итальянка Екатерина Медичи. В сочинении, озаглавленном «Чудесные рассуждения о жизни, деяниях и распутном поведении Екатерины Медичи, королевы — матери, в которых рассказывается о средствах, к которым она прибегла, дабы захватить власть во Французском королевстве и привести к гибели государство сие», которое появилось в 1575 г., перечисляются итальянские преступления Екатерины, в основном — отравления. Утверждалось, что именно она умертвила дофина, пыталась отравить и принца Конде — на этот раз при помощи отравленного яблока, — и что королева Наварры Жанна д’Альбре была умерщвлена при помощи искусства некого миланского парфюмера. Эту легенду Александр Дюма развил позднее в романе «Королева Марго».

Вскоре антиитальянские настроения вылились в истерию, как, например, в Лионе, Марселе и Париже, а в 1617 г. останки Кончини, чьи богатства были значительно преувеличены в пасквилях, были кастрированы, расчленены, избиты, сожжены и брошены в Сену.

Однако подобная враждебность к социальному продвижению, географической мобильности или же зависть к экономическому и культурному превосходству как раз и свидетельствуют о ксенофобии, жертвой которой в XX в. стали евреи. Что не исключает, впрочем, неудержимую интеграцию итальянцев, происхождение которых в XVII и XVIII вв., да и позже, хорошо прослеживается, если только они не переделали свои имена на французский лад. А что было дальше?

Итальянцы сыграли роль катализатора, ускорив развитие Франции и формирование финансовых кругов. Но вскоре финансы переместились в другие страны, а итальянская иммиграция иссякла. Когда в XX в. она возобновилась, она уже никак не была связана с предыдущей, проблемы в отношениях между французами и итальянцами были уже другими…

Эта вторая волна итальянской иммиграции представляет собой другой вариант поселения иностранцев во Франции. Примерно с 1850 г. они занимают рабочие места в специальностях, от которых отказываются французы. В 1851 г. итальянцев было 63 тысячи, а в 1911 г. — 420 тысяч. Наряду с поляками и бельгийцами они работали в сельском хозяйстве, а также были «солдатами» индустриализации. Они зарекомендовали себя хорошими каменщиками и вскоре монополизировали мелкие строительные предприятия Парижского региона. Их присутствие вызвало реакцию неприятия, о чем свидетельствуют волнения в Марселе, Эг-Морте и Лионе в конце XIX в.

С одной стороны, участвуя в забастовках, итальянцы становились членами общества, а с другой — их политическая активность вызывала подозрение у населения, которое было больше привязано к традициям, в частности в Лотарингии. Один за другим из их рядов выходили революционеры, такие, как Филиппо Буонаротти — соратник Гракха Бабёфа и один из создателей общества карбонариев; анархисты, такие, как Санте Казерио, убивший президента Третьей республики Сади Карно. Став политическими беженцами во времена фашизма, они поддерживают кампании против Муссолини. Хотя французские итальянцы и попали вновь под подозрение, когда дуче вступил в войну на стороне Гитлера (что в 50-е годы было занесено им в актив), несмотря на корректное поведение оккупационных войск вплоть до 1943 г., они (в большей степени торговцы и ремесленники, чем разнорабочие) все больше интегрировались во французское общество, получали права гражданства, а количество смешанных браков увеличивалось. Все это объясняет относительное снижение числа иностранцев-итальянцев во Франции: к 1950 г. их было меньше 450 тысяч, тогда как в 1931 г. — более 800 тысяч.

Новым стало то, что в конце XX столетия вновь появились люди, возобновившие древние традиции эпохи Возрождения. Они привезли в Париж хороший итальянский вкус. В сфере моды назовем среди прочих Скьяпарелли, Лину Риччи, Кардена, в искусстве — скульптора Сезара.

Бельгийцы, поляки и испанцы

Иммиграция бельгийцев во Францию, начавшаяся гораздо позже итальянской, в XIX в. демонстрирует те же характерные черты, что и вторая волна итальянской иммиграции, за тем только исключением, что бельгийцы оседают в пограничной зоне. Количество иммигрантов-бельгийцев достигло 482 тысяч в 1886 г., что является историческим максимумом, при этом основная часть иммигрантов прибыла во Францию во времена Второй империи. Они стали рабочими и крестьянами, испытав на себе то же неприятие, что и итальянцы, поскольку «отнимали у французов трудовой хлеб»; мятежи в связи с этим вспыхивали вплоть до 1900 г. Но участь «маленькой Бельгии» во время обеих мировых войн смягчила враждебное отношение жителей пограничных районов к бельгийцам, которых уже почти не считали иммигрантами и число которых постоянно уменьшается даже в наши дни.

У польской иммиграции также налицо несколько общих характерных черт с итальянской. Вначале она также была политической по характеру, связанной с поражением варшавского восстания 1830 г. В числе иммигрантов также оказались представители польской интеллектуальной элиты, такие, как поэт Адам Мицкевич, «польский Виктор Гюго», композитор Фредерик Шопен, а затем и физик Мария Склодовская, вышедшая замуж за своего коллегу Пьера Кюри. Симпатии Франции к Польше как до, так и после Первой мировой войны определили направление второй польской иммиграционной волны, иммиграции нищеты, на этот раз массовой, и французское правительство взяло на себя все расходы по обустройству жизни прибывших с момента приезда и до отъезда. В 1931 г. их было около 500 тысяч, большинство из которых приехало на временное жительство. Это был первый случай иммиграции по трудовому контракту, завершившийся принудительным отъездом иммигрантов; таков, например, патетический отъезд шахтеров из Эскарпеля в 1934 г.

Озабоченные сохранением своей идентичности, польские иммигранты были также активными католиками, что вызывало недоверие работавших сними французов: последние практиковали атеизм и охотно вступали в профсоюзы. Поляки также в большей степени, чем итальянцы, заключали браки между собой. Их социальное продвижение проходило труднее во всех областях — кроме спорта, где выдающимися спортсменами стали футболист Раймон Копа[295] и бегун Мишель Язи. Третья иммиграционная