История Франции - Марк Ферро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самая сильная волна беженцев, которую когда-либо переживала Франция, пришлась на 1938–1939 гг., когда ксенофобские настроения в стране пошли на спад. Примерно полмиллиона испанцев-республиканцев добрались до каталонской границы; во Франции эти «союзники» были приняты с недоверием и интернированы без особой снисходительности, если только их не перевозили в район Орана (Алжир), где они могли строить свою жизнь заново. Во Франции еще до поражения, до установления режима Виши, уже существовала вишистская атмосфера, и это разоблачающее поведение знаменует собой позорный конец Третьей республики. В 1940 г., когда маршал Петэн переезжал с места на место, лагеря испанских беженцев находились под пристальным надзором, так как в них содержались «особо опасные личности». Действительно, многие из них бежали и присоединились к движению Сопротивления, где они составляли сплоченные группы первых маки (партизан) свободной зоны. Одним из них был писатель Хорхе Семпрун[296].
Однако определенное непонимание все же отделяет этих испанцев от массы временных мигрантов, приезжавших на сбор урожая в Лангедок-Руссильон, или женщин, нанимавшихся после 1960 г. домашней прислугой во французские семьи. За прошедшие десятилетия многие из них вернулись домой в Испанию, другие получили гражданство Франции, как и итальянцы, или же сочетались браком с французами. К 1990 г. «иностранцев» испанского происхождения осталось всего лишь 20 тысяч, но на юге Франции, от Бордо до Тулузы и Монпелье, весьма заметно их присутствие, которое в Руссильоне длится уже несколько веков.
Из всех иностранцев испанцы, каталонцы в частности, оказали, вероятно, наибольшее влияние на жизнь городов, в которых они поселились, особенно на Безье и Перпиньян. В XX в. их вклад во французскую культуру сравним со вкладом итальянцев. Это деятели культуры от Пикассо до Луи де Фюнеса, от дизайнера Кристобаля Балансиаги до актрисы Марии Казарес и музыканта Пабло Казальса, жившего в ссылке в городке Праде[297] на протяжении всего периода правления Франко. В отличие от испанцев португальцы, приезжавшие во Францию в большом числе с 50-х по 70-е годы ХХ в., были в большинстве крестьянами, прибывавшими во Францию часто нелегально из-за отсутствия франко-португальских межправительственных соглашений о передвижении рабочей силы. Они были первыми нелегалами, чья жалкая участь показана в фильме «Прыжок» («О Salto») Кристиана де Шалонжа. Позже они оказались рядом с людьми, попавшими в такое же положение. После «революции гвоздик» 1974 г. в Португалии, свергнувшей диктаторский режим Салазара, португальцы все чаще приезжают и уезжают из Франции и представляют собой самую многочисленную группу иммигрантов во Франции, полностью интегрированную, но сохраняющую общинные связи, при этом они все больше смешиваются с другими согражданами, вступая в брак или получая французское гражданство.
Французские евреи, французы-иудеи и евреи-иностранцы
Еврейская иммиграция из Восточной и Центральной Европы изменила состав еврейской общины, существовавшей во Франции с незапамятных времен в Марселе, Бордо, Авиньоне, Эльзасе, Париже. Специфические особенности общины начали проявляться в эпоху Филиппа IV Красивого. В XVI в. она увеличилась в связи с наплывом беженцев из Испании.
В то время существовала еврейские диаспоры — «португальская нация» и «немецкая нация», игнорировавшие друг друга повсюду, кроме Парижа. Евреи существовали не как индивиды, но только как общины. Ограничив их религиозные свободы (как и католиков и протестантов) во имя соблюдения законов Республики, революция 1789 г. превратила их в граждан.
Таким образом евреи стали французами-иудеями.
В XIX в. к этим старинным общинам, которые переживали процесс интеграции во французское общество и растворялись во французской нации, добавился значительный поток иммигрантов, бежавших из своих стран из-за погромов, количество которых росло в России, на Украине и в Польше после 1881 г., а также после Первой мировой войны. Эти евреи, политические беженцы или жертвы антисемитизма, проезжали через Францию по дороге в США, но Штаты были для них второразрядной страной или окольным маршрутом. Более 100 тысяч евреев осталось здесь, где они хотели жить «счастливо, как Бог во Франции»[298]. В 1933 г. за ними последовали те, кто подвергался гонениям нацистов.
В то время как со времен революции 1789 г. французы, исповедующие иудаизм, практически все стали членами общества и государства, крупная волна иммиграции XIX — начала XX в. принесла во Францию евреев, которые воспринимались как иностранцы, говорящие на идише, в большинстве своем ремесленники, в основном портные, краснодеревщики, скорняки, среди которых было немало бедняков. Отношение ассимилированных евреев к вновь прибывшим оставалось двойственным. Для одних эти иммигранты представляли собой то, что они отвергали, — неассимилированную общину; для других, обеспокоенных тем, что Франция становилась все более светским государством, иммигранты были подкреплением, которое могло помочь им сохранить общинную жизнь вокруг синагоги. Но и новоприбывшие иммигранты также разделились. Для одних важнее было быть профсоюзными деятелями и активистами, чем евреями, другие считали приоритетом свою еврейскую идентичность. Использование идиша и религиозные обряды стали, таким образом, первопричиной дискриминации. Сефарды — иудеи, происходившие с юга Франции, — держались перед лицом этих конфликтов в сиятельном отчуждении.
Еще в большей степени, чем другие общины иностранцев, евреи, в том числе и те, кто не был иммигрантом, вскоре все вместе взятые стали объектом воинствующего антисемитизма, который вовсю проявился во Франции во время дела Дрейфуса и в 30-е годы. Не забывали и о том, что капиталистам-евреям (Переру, Ротшильду) помогали трудящиеся, отбиравшие рабочие места у французов. Меры, спонтанно принятые правительством Виши с октября 1940 г., частично уходят корнями в это прошлое. Но 10 процентов французов-иудеев и 40 процентов евреев, родившихся за границей[299], были уничтожены под давлением со стороны немцев и в силу политики коллаборационизма.
После войны уцелевшие евреи вернулись к своим традиционным занятиям и вновь стали членами французского общества, а после появления государства Израиль традиция говорить на идише отмерла, но вновь обнаружилось некоторое стремление евреев к жизни в общинах.
