Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Черчилль, расстроенный новостями из Тобрука и измученный вашингтонской жарой, встретился с двумя генералами в своей «комнате с воздушным охлаждением», в которой он жил в январе, через холл от комнат Гопкинса. Это был командный центр Гопкинса, где он исполнял президентские приказы. Важных гостей Белого дома не случайно размещали рядом с Гопкинсом – Гарри было проще управлять событиями, как в этот день, когда он организовал встречу Черчилля с двумя генералами[1343].

Черчилль слушал, как Кларк и Эйзенхауэр обсуждают перспективы вторжения через канал в 1943 году. Они пришли к Черчиллю после первой встречи с Рузвельтом, где основной темой беседы была операция «Раундап», полномасштабное вторжение во Францию в 1943 году. Черчилль дал возможность высказаться американцам, а сам по большей части молчал. После катастрофы в Тобруке его мысли были заняты в основном Северной Африкой; кроме того, назначение Лаваля главой правительства вновь сделало актуальной операцию «Гимнаст». Перед отъездом Эйзенхауэра в Лондон стало ясно, что американским начальникам штабов тоже следует отправиться в Британию для дальнейших переговоров со своими британскими коллегами. Объединенному комитету начальников штабов в Вашингтоне удалось договориться только о необходимости встречи в Лондоне. Черчилль тоже планировал присутствовать на этих встречах – если не председательствовать – и был готов покинуть Вашингтон 25-го числа. Как и в январе, он знал, что дома его не ждет радостная встреча. Об этом его предупредили американские газеты, пестревшие заголовками: «Недовольство в Англии», «Падение Тобрука может вызвать смену правительства», «Черчиллю будет выражено недоверие»[1344].

Вместо того чтобы сразу отправиться в Лондон, Черчилль с Исмеем, Маршаллом и преданным Сойерсом поехали на поезде в форт-Джексон, Южная Каролина, где присутствовали на боевых стрельбах недавно сформированной американской пехотной дивизии. После того как новобранцы продемонстрироли свое умение, Черчилль спросил Исмея, что он об этом думает. Исмей ответил: «Было бы убийством ставить этих солдат против континентальных войск». – «Ошибаетесь, – ответил Черчилль. – Они быстро научатся, и из них выйдут отличные солдаты»[1345].

Вечером 25 июня Черчилль со свитой в сопровождении Аверелла Гарримана (который прихватил несколько шарфов и виргинскую ветчину для Клементины) вылетели в Балтимор. Следующим утром (по их часам было время завтрака) они приземлились в Ботвуде, Ньюфаундленд, чтобы заправить самолет и позавтракать так, как большинство британцев могли только мечтать: «превосходным лобстером с шотландским виски». На той неделе, чтобы успокоить большинство лондонцев, которые не могли себе позволить платить 2–3 фунта (10 или 15 долларов) за еду в общественных местах, правительство установило максимальную стоимость блюда в ресторане – 5 шиллингов (около 1 доллара США). План не сработал; владельцы бизнеса просто добавляли в счет накладные расходы и в три раза увеличили цену на вино. Хуже того, виски, на который давно была установлена норма – одна бутылка виски в месяц, – теперь стал таким дефицитом (спиртные напитки были необходимы для производства бездымного пороха), что даже постоянные покупатели не могли купить положенную бутылку у местных продавцов. В Британии никто не голодал, но очень немногие британцы могли позволить себе есть лобстеров, запивая их выдержанным шотландским виски[1346].

С 1940 года в Британии было разрушено почти 700 тысяч домов. 6 миллионов британцев жили без канализации. В Лондоне более 300 тысяч домов, один из восьми, получили повреждения. Были разрушены водопроводные магистрали. Подвалы разрушенных домов превратили (после того как вынесли тела погибших) в бассейны для сбора дождевой воды. Когда британцы предложили прибывшим американцам использовать казармы в качестве Генерального штаба, американец, осматривая помещения, к своему ужасу обнаружил открытую канализацию, а учитывая, что строительство казарм было закончено в 1860 году, там не было системы отопления. Десятки миллионов жителей Европейского континента (и несколько тысяч британцев, живших в метро) были бы счастливы, если бы предложили там жить. Американский офицер не мог представить, как их штаб будет там работать в зимнее время[1347].

В стране не хватало угля и, значит, во всей стране будут холодные печки. Когда Черчилль прилетел домой, в парламенте шло обсуждение введения норм на потребление угля, что означало еще меньше угля для обогрева жилых домов и угольного газа для заводов и фабрик. Между тем более 30 тысяч шахтеров было призвано в армию, но граждане, требовавшие открытия второго фронта, одновременно требовали, чтобы шахтеры вернулись домой добывать уголь. Люди требовали уголь; они требовали второй фронт; они требовали хоть каких-то побед. И они требовали рыбу. Свежий лосось и треска исчезли с прилавков рыбных магазинов. Британцы замерзали в своих домах, в их рационе не было рыбы, в неделю им полагалось два яйца и две тонкие отбивные котлеты, и в буфетах почти не осталось виски. Изголодавшись по сахару, они стояли в очередях за дешевыми леденцами, «словно», написала Молли Пэнтер-Доунес, «это была манна небесная». Но они были готовы переносить любые трудности, лишь бы их лидеры одержали победу. «Люди испытывали замешательство», написала Пэнтер-Доунес, с того момента как Роммель взял Тобрук «так легко, словно отобрал игрушку у ребенка». Газеты твердили британцам, что «все идет хорошо». Но это было не так. Но, заметила Пэнтер-Доунес, британцы оставались верны себе, «они ворчали на своих лидеров, сидя в пабах, но были готовы сражаться за них до последнего вздоха»[1348].

Кое-кто в парламенте не разделял их решимость. По возвращении домой Черчилль узнал, с каким заявлением выступил в палате общин член парламента от Консервативной партии сэр Джон Уордлоу-Милн: «Воздавая должное героизму и стойкости Королевских вооруженных сил в исключительно трудных обстоятельствах, палата не доверяет центральному руководству войны». Адмирал флота сэр Роджер Кейс, как и Лесли Хор-Белиша, поддержал Уордлоу-Милна. Когда 27 июня Черчилль пришел в зал заседаний кабинета, чтобы продумать план защиты в парламенте, Эньюрин Бивен был погружен в работу по оттачиванию нападок в парламенте. Консерваторы пребывали, заметил Черчилль, в «довольно мрачном настроении»[1349].

Черчилль занимал «номер 10» почти 26 месяцев, во время которых страна не знала ничего, кроме поражений. Он был уверен, что переживет вотум недоверия, и сказал помощнику Рузвельта, что, по его мнению, максимум двадцать членов парламента выступят против него. В других обстоятельствах этого было бы достаточно, чтобы низложить правительство, но не национальную коалицию. Однако Черчилль понимал, что дальнейшие поражения недопустимы. «Всего несколько переходов, еще одна удача, – позже написал он, – и Муссолини с Роммелем вместе вступят в Каир или в его развалины. Все висело на волоске… и кто мог предсказать, куда склонится чаша весов?»[1350].

Дебаты прошли в первые два дня июля. Черчилль молчал весь первый день, но всем сразу стало ясно, что у оппозиции нет шансов на успех. Первый бунтарь, Уордлоу-Милн, шотландский консерватор, хорошо изложил суть дела. Проблема, сказал он, в том, что Черчилль одновременно является премьер-министром и министром обороны. Он предложил снять Черчилля с поста министра обороны и назначить главнокомандующим человека, который будет отдавать все свое время делу победы в войне и нести полную ответственность за вооруженные силы Великобритании». Черчилль часто говорил близким друзьям, что в течение часа уйдет в отставку, если возникнут сомнения в его деятельности. Выдвиженцем Милна был герцог Глостерский, полный и слегка глуповатый брат короля, который меньше всех на острове подходил для этой должности. Во время выступления Уордлоу-Милна по залу пробежал шепот: «Да он же дурак». Гарольд Николсон написал в дневнике, что Уордлоу-Милн начал хорошо, но при упоминании герцога по залу пробежала «волна смущения». Уордлоу-Милн, написал Николсон, «на самом деле был дураком». Молли Пэнтер-Доунес сравнила предложение Уордлоу-Милна со старой детской песенкой про герцога Йоркского[1351]: «Судя по тому, как его приняли в палате… детская песенка как нельзя более подходит для военных походов, возглавляемых королевской особой».