Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Пока Ямамото шел к Мидуэю, Нимиц подготовил засаду к северо-востоку от острова, куда бросил основные силы: авианосцы Hornet, Yorktown и Enterprise, крейсеры и эсминцы. Он не направил туда линкоры, которых у него попросту не было. Поначалу для японцев все шло хорошо. 4 июня сразу после рассвета они начали бомбить Мидуэй, а затем уничтожили 43 палубных торпедоносца и бомбардировщика Devastator, которые имели несчастье обнаружить японский флот. 60 американских пикирующих бомбардировщиков, которые вылетели с Мидуэя вместе с самолетами с американских авианосцев, не смогли установить местонахождение кораблей Ямамото. Вскоре после десяти утра, в течение пары минут Ямамото думал, что выиграл битву и войну. Он приказал своим бомбардировщикам перевооружиться и заправиться, чтобы снова атаковать Мидуэй. Для того чтобы сбивать низколетящие американские торпедоносцы, самолеты Ямамото кружили над его кораблями на незначительной высоте от уровня моря, вместо того, чтобы защищать их с воздуха. Но никто из японских командующих этого не заметил. Затем, в 10:26, три десятка пикирующих бомбардировщиков «Даунтлесс» с «Энтерпрайз» с высоты 14 тысяч футов заметили четыре японских авианосца, самые большие объекты и гордость флота Ямамото. На палубах авианосцев творилось что-то невообразимое: заправлялись самолеты, были открыты бензопроводы, валялись бомбы и торпеды. Американские Пилоты ВМС США спикировали на японские авианосцы. За шесть минут ход войны в Тихом океане изменился: на полетных палубах трех авианосцев Ямамото горело топливо и взрывались бомбы, включая авианосц «Акаги», который принимал участие в атаке на Пёрл-Харбор, Дарвин, Коломбо и Рабаул, порт на острове Новая Британия, который, после его захвата в январе, служил японцам базой для военных операций в южной части Тихого океана[1331].

Шесть минут. Именно такие моменты, являясь поворотными моментами судьбы, доставляли особое удовольствие Черчиллю.

Черчилль отправил Рузвельту телеграмму с «самыми искренними поздравлениями». Битва, написал он, «действительно изменила ход войны на море». Он опять преувеличивал, но в этом случае был прав. Ход войны в Тихом океане изменился настолько сильно, что теперь Черчилль волновался, что адмирал Кинг, которого полностью поддержат все американцы, сможет уговорить Рузвельта сначала покончить с японцами, прежде чем браться за немцев. Кинг, который именно так и думал, обратился за помощью к Маршаллу, и они приступили к разработке планов, в которых на первое место выдвигалась тихоокеанская стратегия. Рузвельт отверг их предложение. Несмотря на это, Маршалл планировал отправить в пять раз больше солдат Макартуру, чем в Британию, и уже отправил часть самолетов B-17s, которые предназначались для Британии, в Тихий океан. Американские военачальники были готовы отказаться от «Европы в первую очередь». Эта пугающая перспектива – в сочетании с последними действиями Роммеля – заставила Черчилля в той же телеграмме просить Рузвельта о встрече: «Я чувствую, что должен приехать и увидеться с Вами»[1332].

Ситуация в Африке вызывала беспокойство. Роммель сделал недельную паузу в начале июня, после того как обошел с тыла южный фланг Ричи и заставил 8-ю армию начать беспорядочное отступление. Если первоначально британцы превосходили Роммеля в танках, то к середине июня у немцев уже было вдвое больше танков, чем у британцев. Тобрук, в котором находились 35 тысяч солдат, в основном южноафриканцев, по большей части неопытных, находился всего в 30 милях в тылу Ричи. Штаб сообщил гарнизону Тобрука, что если события будут развиваться так, как они развиваются сейчас, то следует эвакуироваться, а не обороняться. Однако Ричи не удалось ни эвакуировать город, ни обеспечить его защиту. Он потерял контроль над ситуацией и над битвой. Окинлек считал, что Ричи будет придерживаться плана отступления и эвакуации; Черчилль считал, что Окинлек будет удерживать город. Тремя месяцами ранее Окинлек разозлил Черчилля, когда заявил, что не будет готов атаковать до середины июня. Когда Роммель нанес первый удар в конце мая, возник вопрос: а будет ли готов Окинлек обороняться к середине июня? Ответ не вызывал сомнений, когда 13 июня Роммель перешел в наступление, заставив армию Ричи откатиться дальше на восток[1333].

Итак, фортуна была благосклонна к американцам в Тихом океане, а британцам не везло в пустыне, и Черчилля волновал вопрос, не отразится ли негативным образом подобное положение дел на стратегии «Европа в первую очередь». Хотя Рузвельт упорно отвергал планы своих военачальников относительно войны в Тихом океане, планов для нанесения удара в Европе до сих пор не было. Рузвельт хотел, чтобы хоть что-то было сделано по этому вопросу. Спустя много лет Маршалл сказал Сэмюэлу Элиоту Морисону, что «вынес один важный урок из 1942 года: политические лидеры должны «что-то делать»; они не могут позволить, чтобы создалось впечатление, что они ведут еще одну «странную войну». Но подводная война не была странной, и союзники ее проигрывали. Роммеля, казалось, не остановить. Россия вновь стояла на краю бездны, и Гитлер думал, что осталось только подтолкнуть ее. Через три дня после поздравления Рузвельта с победой на Мидуэе Черчилль был готов вернуться в Вашингтон[1334].

Лидерам двух стран нужно было понять, где атаковать немцев и как сделать это наилучшим образом. Их отчаявшийся союзник в Москве хотел знать не только где и когда, но, главное, как скоро это произойдет. 16 июня, перед тем как отправиться из Лондона в Вашингтон, Черчилль написал письмо королю Георгу, в котором попросил короля назначить Идена – «выдающегося министра» – сформировать новое правительство, если он [Черчилль] погибнет во время поездки. Затем Черчилль с сопровождающими, их было несравнимо меньше по сравнению с январской поездкой, покинул столицу. Вместе с премьер-министром в Вашингтон отправились доктор Уилсон с запасом снотворного, Гастингс Исмей, Джон Мартин, стенографист Патрик Кинна, камердинер Фрэнк Сойерс с черчиллевским запасом виски и инспектор Томпсон с револьвером, капитан Томми Томпсон, помощник Черчилля, и генерал Д.Дж. Стюарт, начальник отдела военного планирования. Вскоре после прибытия в Странрар, город на юге Шотландии, поздним вечером 17-го, они поднялись на борт Boeing, капитаном которого был все тот же Келли Роджерс, который привез Черчилля домой с Бермудов. Черчилль, помахивая тростью с золотым набалдашником, в комбинезоне siren suit[1335] и черной шляпе «гамбург» был крайне оживлен. Но, вспоминая, каким долгим и опасным был январский полет домой, Брук услышал, как Черчилль напевает любимую песню томми во время Первой мировой войны: «Мы здесь, потому что мы здесь, потому что мы здесь…»[1336].

Они летели на высоте 5 тысяч футов над землей, достаточно высоко, чтобы увидеть красный отблеск заходящего на горизонте солнца. Брук, впервые совершивший трансатлантический перелет, был в полном восторге. Незнакомый с жаргоном летчиков, он написал в дневнике, что он хорошо спал «после того, как посетил пилота в его водительском отсеке на мостике». Они пересекали часовые пояса, и Брук, не переводивший стрелки часов, высчитывал, когда придет время завтрака. Черчилль не сверялся ни с часами, ни с солнцем, только с собственным желудком. Во время войны, в длительных поездках, подобных этой, Черчилль ел, «когда ему об этом напоминал желудок», вне зависимости от того, что ему подсказывало время или солнце. Томми Томпсон вспоминал, что во время того путешествия, когда самолет приблизился к берегам Америки, пассажиры обсуждали «целесообразность ланча или чая перед прибытием». Черчилля спросили об этом, и он «легко решил проблему, заявив, что пришло время для «виски на высоте». Сойерс принес напитки. Капитан Роджерс пролетел над окутанным туманом островом Нантакет и взял курс на Вашингтон. Черчилль занял свое обычное место в кресле второго пилота. Три часа спустя, когда Роджерс снижался над Потомаком, Черчилль, увидев монумент Вашингтона – Черчилль всегда выполнял обязанности штурмана, – сказал Роджерсу, что «будет весьма некстати, если все закончится тем, что мы врежемся именно в этот объект из всех, в которые мы вообще могли бы врезаться». После почти 27-часового перелета самолет совершил посадку на зеркальную гладь реки Потомак. На борту наступило время приема пищи по «желудочному времени». Поужинав, они вышли из самолета в зловонный неподвижный воздух вашингтонского летнего вечера, признак приближающейся жары, из-за которой все президенты Соединенных Штатов, начиная с Джона Адамса, предпочитали уезжать за город. Именно так поступил Рузвельт, уехавший в свое родовое поместье Гайд-Парк на реке Гудзон[1337].