Непонятный роман - Иван Валерьевич Шипнигов

– Тихо. Следующая – Орехово-Зуево. Потом приедем в Москву, и все будет хорошо. Вообще, ты замечал, как у нас приезд в Москву считается спасением ото всех бед? Если тебе где-то плохо – а плохо тебе, как правило, везде, – то надо ехать в Москву, и там точно будет хорошо. Я представляю, как вы, старые москвичи, не любите нас, едущих и едущих без конца из своих деревень спасаться в Москву. Хотя я же и в Москве все равно как в деревне живу…

– Коньяк убери.

– Почему?

– Контролеры идут из того вагона.

– А. Ну и что? У нас же билеты есть.

– Мне что-то тревожно.

– Что тебе тревожно? Это же не полиция, просто контролеры.

– Убери коньяк, они подходят уже.

– Ладно. Здравствуйте! Билет? Пожалуйста.

– Молодые люди, у вас билеты вчерашние. Из поезда выходим.

– В смысле вчерашние?! Мы их только что купили на станции!

– Не знаю, где вы их купили и когда, но на них дата вчерашняя. Поэтому выходим из поезда на станции «Заря».

– Да подождите, я вам сейчас покажу списание за них, сегодняшнее!

– Еще и распиваем. Или, может быть, не только распиваем? Полицию вызвать?

– Не надо полицию, мы уходим. Иван, замолчи, пойдем.

– Теперь ты тоже, наверное, не любишь путешествия.

13:01 Воровать виноград

– …Я люблю смешивать, да. Смешиваю, смешиваю, смешиваю, смешиваю.

– Вот как раз насчет «смешивать». Ты любишь Москву, но говорил, что не любишь «Москву – Петушки». Расскажи, чем тебе так не нравится этот текст, который многими считается гениальным?

– Ты правильное слово употребил – он именно гениальный. У человека была гениальность, но он пожертвовал свой дар своей наркомании, написав одну маленькую книжку – собственно, о наркомании. Это как если бы Толстой написал только одну какую-нибудь статью про то, что надо ничем не владеть и по возможности никого не обижать. Только это бы написал, прикинь?

– Подожди. Я понимаю, что для тебя принципиально называть алкоголизм наркоманией, но мы говорим все-таки не о тебе, а о Ерофееве. Одна маленькая гениальная книжка, по-моему, все-таки лучше, чем много толстых и негениальных, разве нет?

– Нет. У Толстого много и толстых, и гениальных.

– Это вопрос вкуса. Но ты же весь такой про свободу, про выбор. Вот так человек распорядился своим даром, почему нет?

– Потому что даром нужно именно распоряжаться, владеть, управлять. Быть хозяином, собственником, инвестором. Дар нужно использовать, а не выкидывать на помойку. Когда у тебя столько всего было, а ты все пробухал – это, ну я не знаю. Обидно видеть дар, выкинутый на помойку.

– То есть, написать «Москву – Петушки» – это значит выкинуть дар на помойку?

– Это значит пожертвовать дар наркомании. А наркомания – помойка.

– Подожди, но разве этот текст про наркоманию? Это ведь одиссея про поздний СССР!

– Если убрать оттуда бухло, что останется?

– Одиссея. Про поздний СССР.

– Где все происходит либо благодаря, либо вопреки алкоголю. А это и есть наркомания.

– Хорошо, вот ты пишешь роман про то, что эвфемистически называют «легкими наркотиками»…

– Я не пишу роман про то, что эвфемистически называют «легкими наркотиками». Я пишу роман не про то, что эвфемистически называют «легкими наркотиками».

– Как сложно эту конструкцию произносить, да?

– Да вообще.

– Но лучше перестраховаться.

– Лучше.

– А если эти слова тоже запретят?

– Какие?

– «Эвфемистически», «легкие», ну и само слово «наркотики», конечно, первое в очереди. Но тут мы рискнем, потому что мы их осуждаем.

– Осуждаем.

– Так про что ты тогда пишешь, если не про то, что эвфемистически…

– Не надо, мне тебя прямо жалко. Про Соню я пишу. Это мой бесконечный разговор-спор с ней. Ну или с другим другом. С собирательным другом. Воображаемым другом. Просто ночью, когда не спится, бесконечно болтаешь с кем-то бесконечно близким, и иногда даже кажется, что болтаешь не с ним, а с…

– …С самим собой, да. Я, к сожалению, уже могу догадаться, что ты скажешь, и это меня пугает.

– Ты сейчас говоришь буквально как Соня.

– …Так что давай поговорим серьезно, без этой твоей необязательной лирической болтовни.

– Ты как журналист хочешь меня прижать и раскрыть.

– Я как журналист хочу, чтобы ты объяснил, что Ерофеев должен был делать. Пересесть на то, что эвфемистически?..

– Да нет, конечно. Даже Довлатов, переехав в Америку, не пересел на то, что эвфемистически… И умер от очередного запоя.

– Но ты же сам говоришь, что от зависимости нельзя избавиться, ее можно только изменить, уменьшив вред.

– Я так не говорю. Так говорю не я, а нормальные наркологи.

– Ты общался с такими?

– Нет конечно.

– Почему «конечно»?

– Ну мне, слава богу, ни разу не понадобился нарколог.

– А тот психиатр, который вылечил тебя от депрессии?

– Ну он был и нарколог тоже, но мы про это не говорили.

– Откуда тогда ты знаешь, что они так говорят?

– Ну потому что есть два подхода. Первый – это если мы думаем, что нужно напечатать на бумажке слова, что наркотики вредны, и их никому нельзя, и от этого все перестанут их употреблять. Второй – если мы все-таки догадываемся, что наркотики не побеждаются печатанием на бумажке слов об их вреде, и начинаем думать, как в борьбе с наркотиками уменьшать вред от них. Ну или, для начала, хотя бы не увеличивать.

– В смысле не увеличивать?

– Разве сидеть в тюрьме не вреднее для здоровья, чем употреблять то, что эвфемистически?..

– …Опять твой излишний оптимизм! Бесконечный, необоснованный, в чем-то даже наглый оптимизм…

– Ну а куда нам дальше двигаться с сегодняшней логикой? Запретить бухло и сажать людей за стакан вина?

– Этого не будет никогда, ты знаешь.

– Даже не знаю, как и благодарить.

– Так что должен был делать Ерофеев?

– Не знаю. Наверное, ничего нельзя было сделать, и это и страшно.

– А Довлатов?

– Довлатов мог бы попробовать пересесть. Ну и разговор у нас – советы мертвым писателям.

– То есть, нравится Довлатов?

– Конечно, а кому он не нравится.

– И ты хотел бы так же?

– Умереть от запоя в расцвете таланта?

– Прости, я, конечно, имел в виду, хотел бы ты такой же славы и народной любви, как у Довлатова?

– Конечно, хотел бы, а кто бы не хотел. Только, конечно, при жизни. И еще, если можно, без хлеба.

– При жизни без хлеба это как?

– Без наркомании и запоев.

– А так разве бывает?

– Не бывает, но мы должны к этому стремиться.

– Как бы ты хотел умереть?

– Глубоким, всем надоевшим стариком, чтобы обступившие